«Надо торопиться!»
«Он здесь по ЕГО воле!» – не
унимался третий голос, – «Что вы творите?»
«Его можно убить. Он не дал
согласия».
«И тебя убьем!»
И снова накинулись. И я бы рад
отбиваться, но нечем. Я ничто. А боль реальна.
Рядом заверещал женский голос.
Кажется, на мою защитницу тоже напали.
…
– Адреналин.
– Пульс пропал! Теряем.
– На счет три…
…
«Он уходит!»
«Нельзя его упустить. Хозяин
будет недоволен!»
«Вы нарушили ЕГО волю!»
«Ты сейчас умрешь!»
Меня снова тряхнуло, будто толкнули
что есть сил. Что они делают?
…
– ...один. Разряд!
– Три. Два. Один…
– Разряд!
***
Я снова умирал.
«Очнись».
Женский голос позвал, но мне было не
до него. Холод окутывал… Хотя, постой, холода как раз и нет. Жара
адская. Я чувствую ее всем телом. Что происходит?
В уши летели звуки. Крики женщин,
мужчин и детей. И треск. Так может трещать только пламя. В нос
ударил запах дыма. Что-то горит…
Я со стоном разлепил веки. И
зажмурился от яркого света.
Солнце нещадно палило, обжигая
обгоревшие плечи. Даже закрытые глаза не помогали от яркого света.
Пот безжалостно прожигал ссадины и раны солёным клеймом, заставлял
все тело гореть тупой болью. И ни двинуться, ни почесаться – руки
прочно привязаны к толстому столбу за спиной, как и ноги.
Судя по ощущениям, столб был
деревянный, и висел я на нем очень давно.
Сил стоять уже не было, и я просто
висел на верёвках, которые с адской заботой резали кожу. Я прижался
затылком к столбу, чуть подняв голову – солнце прожгло веки, да ещё
брови отпустили порцию пота прямо в глаза.
Я зажмурился еще сильнее, мотнул
головой, пытаясь стряхнуть…
– Этот живой!
– Добей…
Какой-то незнакомый язык. Каркающий,
грубый. До меня не сразу дошло, что я его понимаю.
Кого добей? Меня?
Откуда-то появились силы, я
задёргался, зарычал, высохшие губы разомкнулись:
– Не-е-е…
Движение тела крутануло меня в
сторону – веревки давно так туго натянулись на онемевших
конечностях, что на столбе висели уже свободнее. И в этот же момент
с гулким стуком столб за моей спиной тряхнуло, и я резко
почувствовал, как правого бока коснулось что-то теплое. Даже
горячее.
– Везучий недоносок!
– Моя бабушка лучше метает, чем ты,
Троргал, – раздался чей-то смех. Голос был мощный, как из
трубы.
«Живи!»
Да я бы с радостью. Я снова разлепил
соленые веки, глаза нещадно жгло.
– Дохляк какой!
– Так нулевой же. Святоша он, не
видишь?