– Конечно, нет. Простите, отец. Я могу вам подражать, но вряд ли получится вас скопировать.
Чтобы скрыть улыбку, отцу Себастьяну пришлось отвернуться.
– Настоятельно рекомендую не пытаться проделать ни то ни другое.
Улыбка не исчезла, и когда за Рафаэлем закрывалась дверь. Только потом директор понял, что так и не получил от молодого человека обещания хорошо себя вести.
Слово Рафаэль сдержал бы, вот только он его не дал. Выходные обещали быть сложными.
7
Дэлглиш вышел из квартиры, окна которой смотрели на Темзу в районе причала Куиншит, еще затемно. Само здание, переоборудованное под современные офисы для финансовой корпорации, прежде служило складом, и запах специй, мимолетный, словно воспоминание, все еще витал в просторных, обшитых деревом комнатах на верхнем этаже с небольшим количеством мебели, которые он занимал. Когда дом продали для реконструкции, он оказал решительное сопротивление попыткам будущего владельца выкупить его долгосрочную аренду. В конце концов, когда Дэлглиш отклонил и последнее предложение – а цена была непомерно высока, – застройщики признали поражение, и верхний этаж остался нетронутым. Теперь у Дэлглиша в распоряжении имелся, за счет компании, свой собственный скромный вход сбоку здания и личный надежный лифт прямо до квартиры. Квартплату за это повысили, но и аренду продлили. Коммандер подозревал, что в результате здание стало еще больше соответствовать требованиям владельца, а наличие на верхнем этаже старшего офицера полиции давало ночному сторожу убаюкивающее, хотя и иллюзорное чувство безопасности. Дэлглиш же сохранил то, чем дорожил: уединенность, пустые нижние этажи по ночам, почти полное отсутствие шума днем и прекрасный вид на изменчивую жизнь Темзы внизу под окнами.
Он поехал на восток через Сити к Уайтчепел-роуд, направляясь к шоссе A12. Даже в такую рань – было только семь утра – на улицах уже появились машины, а офисные работники небольшими группками выходили со станций метро. Лондон никогда не засыпает полностью, и коммандеру нравилось это утреннее затишье, первые признаки жизни, которая через пару часов забурлит, легкость, с которой можно было ехать вдоль свободных улиц. К тому времени как он добрался до шоссе A12 и вырвался из щупалец Истерн-авеню, первые розовые проблески на ночном небе переросли в ясную белизну, а поля и изгороди озарились светящимся серым, в котором деревья и кусты казались выписанными с полупрозрачной нежностью японской акварели, понемногу достигая отчетливости и приобретая первые богатые краски осени. Ему пришло в голову, что именно в это время года надо любоваться деревьями. Лишь весной они несут большее очарование. Листья еще не опали, и сквозь дымку увядающего зеленого, желтого и красного проглядывали темные части сучьев и веток.