Весьма впечатляющей представляется, например, и такая параллель.
Текст «Братьев Карамазовых» (Иван Карамазов):
«Я хотел заговорить о страдании человечества вообще, но лучше уж остановимся на страданиях одних детей. Это уменьшит размеры моей аргументации раз в десять, но лучше уж про одних детей… О больших я и потому еще говорить не буду, что, кроме того, что они отвратительны и любви не заслуживают, у них есть и возмездие: они съели яблоко и познали добро и зло и стали „яко бози“. Продолжают и теперь есть его. Но деточки ничего не съели и пока еще ни в чем не виновны… Если они на земле тоже ужасно страдают, то уж, конечно, за отцов своих, наказаны за отцов своих, съевших яблоко…» (14, 216).
Прецедентный текст (Библия):
«И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? И сказала жена змею: плоды с дерева мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей жене: нет, не умрете; но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт 3:1–5).
Нельзя не заметить, что за границами собственно перекликающихся фрагментов текста легко угадываются, а в романном отрывке даже и прямо присутствует более широкий контекст. Перекликаются параллельные тексты в теме для писателя весьма принципиальной, – в теме соблазна, намерения стать «яко бози». Получается, по Достоевскому, что тревожно, если не сказать больше, не только какое бы то ни было делание без «оглядки» на Бога, но и гордое желание сравняться с самим Создателем.
Не трудно догадаться, что из всего этого последует и уже последовало не однажды в истории человечества.
В аллюзиях этого типа, в отличие от двух предыдущих, актуализируется в пользу итогового романа Достоевского не столько явная вербальная «парольность» (порою она в них минимизирована до такой степени, что ее и вовсе как будто бы нет) и даже не более сложная, но все-таки достаточно зримая, вполне определенная тематическая конкретика, сколько общезнаменательная символика их структуры.
Для нас совершенно очевидно, что если не все, то многие неповторимые структурные особенности повествования в «Братьях Карамазовых» могут быть возведены к тем или иным композиционным архетипам, давно уже сложившимся в Библии. Таким образом, автор «Братьев Карамазовых» и в самой конструктивной природе своих мучительных раздумий и вдохновенных прозрений демонстрирует свое глубокое родство с Библией.