– Пойми, мы будем за тебя все решать, однако это не означает, что твоя жизнь превратится в киносценарий. Ты проживешь очень яркую и насыщенную жизнь. Возможно, даже более интересную, чем прожил я, а я, друг мой, отведал многого. Да и то, так будет не всегда – десять, в крайнем случае, двадцать лет.
Лабберт быстро прикидывает: через двадцать лет ему исполнится 57. В принципе, хороший возраст, для некоторых это только расцвет.
Клосс извинился, покинул кресло и проскользнул в соседнюю комнату. Этот человек вообще обладал какой-то дьявольской особенностью «проскальзывать». Он мог пройти мимо вас, и уже через минуту вы бы не вспомнили, было это на самом деле или только привиделось. На него можно смотреть часами, но стоит отвернуться, то вспомнить его лицо или общие черты почти невозможно. Единственное, что припомнится – борода. Будто кроме нее у него и нет ничего. Говорят, он мог затеряться в пустом тупиковом переулке. Также говорили, его часто видели в двух местах одновременно. Вот такой загадочный Клосс, «отведавший многого». Человек вне времени, вне пространства.
Он вернулся через минуту. Принес картонную папку, завязанную белым шнурком, и протянул её Лабберту.
– Это тебе. Здесь расписан каждый твой шаг. На первых порах не вздумай проявлять самодеятельность. Над картой твоей жизни трудилось много людей, и не только людей, – проскользнула таинственность. – Не запори их труд.
Лабберт поспешно затушил сигарету и поднялся.
– Будьте уверены, я сделаю, как здесь написано.
Какое-то время беседа продолжается, затем Лабберт прощается, идет в прихожую. Пальто, шляпа, темный подъезд. Ночной ноябрьский ветер трогает лицо. Дом его в двадцати минутах ходьбы отсюда. По улице на медленной скорости двигается автомобиль с «шашечками», водитель через стекло смотрит на одинокого пешехода. Но такси ему сегодня не нужно, ибо он летит на крыльях подаренного энтузиазма. Он подает водителю отрицательный знак и идет дальше. Начинается дождь. Странное ощущение заставляет его обернуться на окна покинутой квартиры. Свет погашен. В это мгновение в комнате на втором этаже, где он только что сидел у камина, что-то сверкает. Синхронно со вспышкой раздается приглушенный хлопок. Лабберт опрометью устремляется обратно. Темный подъезд, лестница, дверь. Толкает – не заперто. В квартире темно. Это странно, ведь когда он уходил, в прихожей горел светильник. Вряд ли Клосс стал бы его гасить, поскольку это своего рода ночник.