На одежде Стефана кровоточащих ран было штуки пять, но четыре из
них выглядели скорее царапинами, да и насчет последней, наискось
пересекающей живот, Олег не особо переживал. Тело его друга
представляло из себя выдающийся образчик магических модификаций
организма, а покрывающий буквально все защитный жировой слой по
своей эффективности мог посоперничать с кольчугой. Если сабле и
удалось прорваться через эту природную броню и достать до кишок и
прочего ливера, то повредила она их совсем несильно, и в настоящий
момент внешнее и внутреннее кровотечение уже могло прекратиться
само по себе благодаря усиленной свертываемости крови. А вот его
противник пропустил минимум уже десяток ударов, некоторые из
которых поставили бы крест на возможности продолжать схватку для
обычного человека. Восемь глубоких порезов на ногах, торсе и плечах
по отдельности не представляли из себя угрозы, но в совокупности
могли бы свалить почти любого здоровяка, но все они казались чем-то
несущественным по сравнению со следами, оставшимися после глубоких
уколов. Одним из них Стефан пробил бедренную артерию на левой ноге
своего соперника, а второй так и вовсе пробил грудную клетку, и
теперь кровоточащая дыра при каждом вздохе издавала сипение,
похожее на звук спускаемого воздуха из порвавшейся гармошки.
Понимая, что время и общая эффективность размена ударами играют
против него, любитель двуручного сабельного боя вновь попер на
Стефана подобно взбесившемуся кабану, пластая воздух своими
клинками. Казалось, пробитое легкое и общая кровопотеря его вообще
не волнуют ни капли, а через мерцающую стену из общей стали не
прорвется вообще ничего. Подобно половинкам ножниц загнутые лезвия
метнулись к телу своей цели одновременно. Одно справа и сверху,
второе слева и снизу, норовя сомкнуться наискосок и делая
невозможной блокирование обеих угроз. Но вместо того, чтобы
поменять свою позицию и выйти из диапазона досягаемости врага,
толстяк встретил этот напор, словно скала, не сдвинувшись ни на
сантиметр. Шпага столкнулось с правой полосой остро отточенного
металла и остановила её, но дотянуться до левой, метящей в шею
сибирского татарина, она не могла уже никак. И даже если бы
обладатель блестящей лысины выдернул из-за спины вторую руку, ее
длины бы не хватило чтобы достать до противника...Но тут от пола
под треск рвущихся штанов и с достойной балетного танцора гибкостью
взметнулась обутая в сапог ножища и врезалась снизу в кисть,
сжимающую рукоять оружия, ломая траекторию удара и подбрасывая его
высоко вверх. Сосредоточившись на чистом фехтовании, любитель
сабельного боя забыл о существовании у человека нижних конечностей,
которые по досягаемости несколько превосходили верхние. А потом в
не ожидавшего достойного циркового акробата или восточного мастера
боевых искусств и невольно раскрывшегося противника ударил
наконец-то метнувшийся вперед рука, с треском врезаясь в
переносицу. Но била она не сжатым кулаком, а растопыренными
пальцами, и прежде чем Стефан отдернул свою конечность обратно,
похожие на сосиску пальцы сгребли чего могли, с немыслимой для
нормального человека силой пройдясь по нежным и уязвимым глазам,
давя их словно спелые виноградины. Во всяком случае, нечто
полужидкое с лысого толстяка ногтей теперь капало.