Из коридора донеслись шаги Софии.
– Симон! Что ты сделал с бедным мальчиком?
Симон не ответил. Джинкс сознавал: оба смотрят теперь ему в спину, – и жаждал оказаться где-нибудь на другом конце света.
– Ты заморозил его, Симон! – ахнула София.
– Нет, не заморозил. Я уже говорил тебе, живого человека заколдовать трудно.
– Тогда почему он не двигается?
– Я заморозил его одежду.
Вот оно что, сообразил Джинкс. По-настоящему замороженной он ее не назвал бы, одежда осталась теплой, да только стала жесткой, негибкой, как железо.
Оса переползла на левую щеку, помахала усиком перед его глазом.
– Ты не имеешь никакого права заколдовывать мальчика.
– Не имею. И вообще кого угодно и что угодно, – резко ответил Симон. – Я знаю.
– Симон…
– В этой комнате полным-полно опасных вещей. Ему следует держаться подальше от них.
Тон его ясно давал понять, что самая опасная вещь в этой комнате – он, Симон. Джинкс пытался придумать правдоподобное объяснение своего вторжения сюда – что-нибудь связанное с кошками… пожалуй, так. Однако открыть рот и заговорить он не мог: по губам ползали осы.
– Любознательность в природе человека, – сказала София. – Ты не можешь винить его за это.
– Вообще-то могу. И если ты хочешь и дальше совать нос в мои дела, может быть, тебе стоит переехать сюда на жительство?
– Я не хочу жить в этих краях, – ответила София. – Тут слишком холодно. И не надо смеяться над моим носом.
Оса пробралась по шее Джинкса за затвердевший воротник рубашки.
– Я ни слова не сказал о твоем носе.
– Ты сказал, что…
– Это просто оборот речи!
Теперь оса перебралась Джинксу на нос. Та самая, что в глаз заглядывала, – она прошлась по щеке, и сейчас Джинкс смотрел на нее, скосив глаза. Другая, заползшая под рубашку, прогуливалась по ключице, и каждый ее шаг обострял предчувствие нового укуса. В уже ужаленных местах пульсировала боль. Джинкс изо всех сил старался внушить Софии, чтобы она перестала пререкаться с Симоном и вспомнила о нем, Джинксе, – он был совершенно уверен, что без понуканий Софии Симон никогда его не разморозит.
– Симон, будь любезен, разморозь ребенка, – сказала София.
Повисла пауза, в которой чувствовалось что-то вроде пожатия плеч.
– Ну, раз ты так вежливо просишь… – наконец, произнес Симон.
Одежда Джинкса снова обмякла. Однако он как стоял, так и стоял. Не хватало еще ос разозлить.