Единственное, что радовало - пока я позировал, у меня было время
на размышления. Меня никто не дергал и не отвлекал. А в те моменты,
когда мы делали небольшой перерыв, я записывал и зарисовывал
пришедшие мне в голову идеи. Так родилась и форма для мальчишек.
Чего велосипед-то изобретать, если я знаком с формой будущего?
Просто... сразу этого демонстрировать было нельзя. Нужно, чтобы
обмундирование выглядело плодом моих долгих усилий и размышлений.
Причем, если учесть современную моду, не слишком удачным. Ха! Пусть
и дальше так думают.
С таким же недоверием и откровенными насмешками окружающие
относились к моим проектам, которые я обсуждал с Гюйгенсом. Ученому
идея самоходной кареты тоже казалась нереальной, но он поощрял мое
увлечение механикой. И с удовольствием демонстрировал свои работы,
объясняя, что к чему. Даже не буду врать, хвастаясь, будто я все
понял. Часовые механизмы - это все-таки очень сложно.
Если бы не Гюйгенс, в ближайшие лет пять я бы и не рыпнулся
изобретать что-нибудь интересное. Но идея парового двигателя просто
рвалась наружу! Между прочим, Папен создал прототип именно под
влиянием Гюйгенса, так что я немного обгоню время. Да и не
собираюсь я пока полноценную машину ваять. Я собирался сделать то,
что будет расценено как естественный мальчишеский порыв - сделать
игрушку.
Собственно, если верить некоторым слухам, Фердинанд Вербист
всего через десять с небольшим лет склепает для китайского
императора действующую модель. А чем я хуже? Мне, по крайней мере,
не придется двигаться вслепую. Я точно знаю, чего хочу и как оно
должно быть устроено. Даже расчеты самостоятельно сделаю. От
Гюйгенса мне требуется помощь в механике. Ну и прикрытие, типа не я
все это изобрел.
Игрушка никакой роли в истории не сыграет. После изобретения
Папена и до момента, когда паровые машины зашагали по миру, прошло
достаточно времени. Так что вряд ли мое изобретение кто-нибудь
воспримет всерьез. Разве что Гюйгенс оценит, и, может быть, родит
какой-нибудь дополнительный научный труд.
Учеба, тренировки и эксперименты отнимали столько времени, что я
почти забыл о музыке и живописи. Герцог напомнил. Пока до нас шла
гитара, заказанная у лучшего мастера Испании, мне предложили
попробовать свои силы... на скрипке. Нет, я, конечно, все понимаю.
Сын герцога, голубая кровь, белая кость... Но скрипка? Я владел ей
только потому, что в рок-группе из четырех человек приходилось
совмещать несколько умений. У меня были гитара, упомянутая скрипка
и синтезатор. Солист, помимо гитары, владел флейтой и саксофоном.
Да и остальные о нас не отставали. Даже ударник мог (чисто
гипотетически) исполнить пару песен и взять три блатных
аккорда.