— Умеешь исцелять? Походу, мне кровь глаза залила.
— С-секунду…, - она что-то откуда-то отрезала и подставила мне
под рот, - Моя плоть умеет исцелять. Съешьте.
— О боже…, - покорно съедаю.
На вкус как бекон.
Через минуту зрение пришло в норму, однако звон в ушах так и не
ушёл. Я выпрямился, вдохнул полной грудью и наконец смог снять
«маску» сумасшествия и гнева, которую надел исключительно для
Шезму.
Всё пространство вокруг поменялось. Раньше оно было ярким и
белым, словно бы отражением здоровья своего правителя, однако
теперь по небесам шла мерцающая трещина, а свет окрасился в серую
пелену мрака. Весь Эдем словно разломился, и лишь стоило посмотреть
вниз, как всё стало понятно.
— Шезму…, - вздохнул я, - Лилит, скажи. Я ведь влетел ему в
грудь?
— Да. Вашу руку поглощал именно центр груди. Как мы и
планировали, господин.
— Ясно…, - я вновь посмотрел на всё ещё живое существо.
От него осталась лишь голова и ошмётки изуродованного мяса. Он
не восстановится – на это больше не было энергии, ибо она вся
хранилась в Обжорстве. Теперь это лишь страдающий в агонии мужчина,
неспособный даже самостоятельно умереть.
У него не было рта, но он пытался вопить. У него не было глаз,
но он хотел плакать. Его тело было уничтожено, но я знаю, что он
чувствует фантомную боль, проживая момент взрыва каждое мгновение.
Я понимаю, что это невыносимо. И покончить с собой он тоже не
сможет – собственную смерть Бог Крови встретить не способен.
Это вечная тюрьма в центре темноты, откуда самостоятельно не
вырваться.
Теперь Шезму – это просто кусок страдающего мяса, что полностью
себя осознаёт. Он всё прекрасно понимает.
— Лилит, ответь…, - я смотрю в зажмуренное лицо обычного
старика, что пытается стерпеть невыносимую боль, - Ты понимаешь,
каково ему сейчас?
— Да…, - она тоже смотрела на отца.
— Ты понимаешь, что если мы его сейчас не убьём, он будет
вынужден страдать всю оставшуюся вечность?
— Да, господин.
— С недавних пор я владею телепатией. Я знаю, что он умоляет его
убить. Он не просит прощения, не просит вернуть его в жизни и
ничего не предлагает. Всё, что он делает – плачет и умоляет
поскорее его прикончить. Но он не может это сказать. Как и услышать
он нас тоже не может. Теперь Шезму – просто застрявшее во тьме
существо, испытывающее нестерпимую боль каждую секунду
существования. Это невыносимая пытка – ничего не слышать, ничего не
видеть, не иметь возможности двигаться, но осознавать себя и
чувствовать сильную боль разрываемых внутренностей, - я повернулся
на девушку, - Он теперь лишь существо, запертое внутри куска мяса.
Если бы не я, ты бы даже не знала, чувствует ли он что-либо сейчас.
Но я скажу тебе – он жив и всё чувствует. Твой отец заперт в
темноте наедине с мыслями и болью.