– Да мне нет дела до ее любовников, – отмахивался Волков и пытался собраться с мыслями.
Он все думал. Вот этот дом, желтый, старый. Строился военнопленными немцами. Двухэтажный старый дом. Космодемьянской, 7. Помнит ли он этот дом? Может ли быть такое, что никаких туфелек вовсе не было, а он взял и пошел вот сюда?
– Скажите, а это правда, что вы за ней еще в школе ухаживали? Цветы носили? – не унималась корреспондентка.
– Я?!
– Ну да, ваша одноклассница поделилась. Терентьева, помните такую?
– Таня? – удивился Волков. Причем тут Таня Терентьева? Девочка, которая списывала у него химию в 9 классе?
– Ну да, Таня. Говорит, вы всегда были такой рассеянный, пенал могли в классе оставить, а в нем записка, люблю, обожаю, цветы кому-то в школе все время приносили.
Корреспондентка продолжала щебетать. А Волков думал. Подъезд. Стены исписаны «Коля + Маша». Нет, не помнит он этих стен. Квартира с деревянной дверью №41. Ничего этот номер ему не говорил. Не мог быть он это, не мог. Мир сошел с ума. И, собственно, главное – кто вообще такая Елагина?
Колька легко толкнул дверь, и они вошли. В коридоре пахло чужой квартирой, старой мебелью и немного пылью.
«Кто же она такая», – думал Волков.
В комнате стоял старый советский диван, кресло, почерканный коричневый столик, на нем телефон, перевернутый стакан, блокнот и ручка. В другом углу импортный телевизор и сервант.
– Ну что, вспоминаешь? – безучастно спросил Колька.
Волков подошел к серванту. В вазочке лежала фотография 3x4.
– Это кто? – спросил Волков.
– Известно кто, – бросил через плечо Колька, – Елагина.
– Как??! – вскрикнула корреспондентка. – Вот черт! Вся версия рушится!
Олеся всплеснула руками, Волков успел заметить, что от обиды у нее раскраснелся нос.
С фотографии 3*4 на них смотрела старая женщина восьмидесяти годов от роду, с большой бородавкой над верхней губой. И Волков ее не знал.