– Но попытка атаковать
укрепляющегося противника была бы чревата поражением!
– Вам, Алексей Николаевич, к
поражениям не привыкать! Всё говорит о том, что, опасаясь
поражений, Вы утратили всякую веру в победу! Сложилось впечатление,
что Вы попросту неспособны руководить большими массами войск в
современной войне с серьёзным противником. И выправить сложившуюся
ситуацию можно лишь одним способом. Потрудитесь сдать командование
всеми подчинёнными войсками командующему 2-й Маньчжурской армией
генерал-адъютанту
Гриппенбергу[2] и
немедленно выехать в столицу.
– Но, Ваше Императорское
Высочество!..
– Довольно, Алексей Николаевич.
Письменный приказ и Вы, и Оскар Казимирович получите в течение двух
ближайших часов. Конец связи"
Маньчжурский
перелом
Вы пали за Русь, погибли за
отчизну
Поверьте, мы за вас
отомстим
И справим мы славную
тризну!
Степан
Петров-"Скиталец"
Генерал-адъютант Оскар Казимирович
Гриппенберг смысл службы видел в том, «чтобы всё происходило как
положено». Положено солдату служить — обязан служить, на то и
солдат. Положено офицеру командовать — так пусть командует, ежели
он звёздочки на погонах носит. А уж ежели полководцу положено
побеждать, а тот не только не побеждает, а раз за разом оставляет
поле боя противнику — то это уж никак не положено. Что это за
главнокомандующий, который вместо «вперёд!» ретираду командует?
Потому и не любил командующий 2-й Маньчжурской армией Гриппенберг
Куропаткина, прозвав того «Суворовым наоборот». Куропаткин платил
ему взаимной нелюбовью. Это надо же, в новом-то двадцатом веке — и
заставлять солдат вести повзводную стрельбу залпами, как при
Аустерлице! Ведь это громадный расход патронов! Слава богу,
крепостные пулемётные установки в руках не унести, а то, чего
доброго, Оскар Казимирович и из пулемётов бы в полевом бою палил
бы! Транжира!
***
После своего назначения на место
отставленного с поста главкома Куропаткина не лишённый греха
тщеславия генерал-адъютант Гриппенберг уверился в том, что Фортуна
благоволит к Русской армии. С невероятной для пожилого человека
энергией он принялся за подготовку войск к предстоящему
контрнаступлению. Лихорадочно подвозились боеприпасы с тем, чтобы
на каждый орудийный ствол приходилось по два с половиной
боекомплекта, а на каждую винтовку — по полтора. Но если нареканий
на винтовочные патроны ни у кого не было, то артиллеристы ворчали,
что разрушить японские укрытия одними шрапнелями будет весьма
сложно. Артиллерийские гранаты имелись только в пушечных батареях
устарелого типа или в батареях столь же старых мортир, наконец-то
подвезенных в действующую армию из России. Отряды русской конницы
концентрировались в ближнем тылу для развития успеха в случае
прорыва обороны генерала Оку. Пехотинцам на позициях выдавалось
отбеленное полотно, которым те заматывали свои высокие чёрные
папахи, бывшие до того прекрасной мишенью для метких японских
стрелков. В этих замотанных наподобие высоких тюрбанов папахах и
длинных светло-серых шинелях солдаты походили на стражей сказочного
восточного владыки.