– Как детский понос, – добавил
Барятинский, хохотнув. Он среди всех был самый веселый – видимо,
чтобы убедить актрису прогуляться к нему под простынь, пришлось
смазать переговоры парочкой утренних коктейлей.
– Погнали? – поинтересовался
Валера.
Несколько секунд перекрестных
взглядов, и, синхронно поднявшись, мы тесной гурьбой вывалились из
грота. Сопровождающие каждого из нас «рабыни» дисциплинированно
поднялись на ноги, видимо желая следовать за нами.
– Дамы! – вдруг явно отработанным на
плацу командирским басом громыхнул фон Валленштайн. – Ждем здесь,
мы скоро вернемся.
Повинуясь, искусственные девушки
остались на месте, а мы всей компанией двинулись прочь из терм.
Миновав огромную площадь с бассейном, прошли через анфиладу залов и
вышли в огромный, освещенный солнечным светом атриум – просторный
холл виллы со световым колодцем вместо крыши.
Ворота выхода оказались уже совсем
рядом, но путь к ним преградил сразу десяток «реконструкторов».
Одного взгляда хватило, чтобы понять – это явно переодетая в
римских легионеров профессиональная охрана. Тоже из неасапиантов –
и довольно слаженно десяток легионеров встал перед нами, закрывая
проход к воротам.
– Ты кто, дядь? – поинтересовался я,
когда путь мне преградил высокий преторианец в блестящем
анатомическом нагруднике и в шлеме с поперечным гребнем центуриона.
Валера рядом приблизился к другому преторианцу и, наклонив голову,
с нескрываемым интересом юного естествоиспытателя щелкнул пару раз
по искусной гравировке нагрудника.
Центурион, преградивший мне путь, в
этот момент заговорил. В отличие от «рабынь» неасапианток,
общавшихся на латыни, центурион говорил со мной на французском.
Слов я не понял, но смысл предельно ясен – уважаемых молодых людей
со всем уважением просили вернуться в термы.
«Уважаемые молодые люди не хотят в
термы, а хотят прогуляться за ворота», – выступил вперед
Барятинский, также заговорив на французском.
Я в этот момент заметил, что один из
преторианцев торопливо что-то говорит, прижав два пальца к уху.
– С дороги отойди, дружище, – шагнул
я вперед, но центурион преградил мне дорогу.
– Прошу простить, но сейчас это
невозможно, – закрывая мне проход, произнес он уже на русском.
– Невозможно? – невольно у меня
получилось поднять левую бровь фирменным жестом Анастасии. От
удивления я даже на шаг назад отступил, широко раскрытыми глазами
обозревая спутников. Краем глаза отметил, что в переговоры с кем-то
невидимым вступил уже не первый охранник-преторианец, явно в спешке
призывая подмогу в лице кавалерии.