Смолинский слегка пошевелил зажатой в крепкий захват рукой зэка.
– Б-би-лат… зашипел тот, едва сдерживаясь от боли.
– Ох и любит это зверье понтоваться! – оскалился в хищной улыбке Смолинский. – А мой отец рассказывал, что, когда он в энкавэдэ служил, они их за ночь, как баранов, в теплушки загнали… У тебя родители в ссылке были, Джаброев?– поинтересовался, слегка ослабляя захват, лейтенант.
– Дэд, атэц был, в Казахстане, – посверкивая глазами, ответил заключенный.
– Тоже, значит, из репрессированных, – обрадовался Смолинский. – Вон какую ты там ряху наел, в ссылке-то…
– Пока мы, дураки, корячились, социализм развитой строили, реки плотинами перегораживали, тоннели в горах пробивали, эта братва на базаре торговала да в своих кишлаках размножалась… – заметил Самохин.
– Зачем вызывал, началнык? Аскарблат, да-а? – возмущенно спросил Джаброев. Было видно, что он уже смирился, нет, не сломался окончательно, но взял себя в руки, притих до поры.
– Что, понял теперь, куда попал? В русской тюрьме сидеть – не то, что у вас на Кавказе мандарины кушать! – удовлетворенно отметил Смолинский. – Сперва в ШИЗО пойдешь. Потом я тебя, суку, в бур загоню месяцев на шесть. Потом еще шесть добавлю. Будешь до конца срока в камере гнить.
– За что, камандир? Я, в натуре, тиха сыжу, нэ трогаю нэ-каво…
– Ты Булкина опустил, а он, дурак, повесился из-за этого. Мне на Булкина, конечно, плевать, но тебя, ишака, я достану!
Пристально наблюдавший за сценой Самохин тихо кашлянул, привлекая внимание лейтенанта. Все вышло так, как задумано. Теперь наступило время вмешаться майору.
Громкий разговор разбудил заключенных, и уже несколько человек скучковались возле каптерки, прислушивались. Среди них Самохин приметил местную «отрицаловку» – Татаринцева по кличке Татарин, Купцова – Купаря.
– Товарищ лейтенант, – подчеркнуто официально, противным скрипучим голосом обратился Самохин к Смолинскому. – Я попрошу вас оставить нас один на один с осужденным Джаброевым. Закройте за собой дверь, пожалуйста.
Недоуменно взглянув на майора, разгоряченный Смолинский отпустил, наконец, руку Джаброева.
– Слушаюсь, товарищ майор! А ты, каратист хренов, плечевой сустав помассируй, пусть в санчасти растирание какое дадут… – И вышел, громко хлопнул дверью. Самохин услышал, как в коридоре лейтенант принялся распекать любопытных: