– Хозяйка, – сказала Анна. – Она не встает. Паралич. Третий день не встает.
Мы прошли через комнату с больной хозяйкой и, пройдя по коридору, поднялись по узкой винтовой лесенке, остановились перед закрытой дверью. Анна распахнула дверь и включила свет. В маленькой уютной комнатке, с завешанным тяжелыми, плотными занавесками окном, на узенькой деревянной кроватке сидела девочка лет пятнадцати, белокурая немочка с почти кукольным личиком. Держа в руке пушистого медвежонка, она широко распахнутыми, немигающими глазами смотрела на нас.
Анна подошла к ней и дернула за ворот розовой ночной рубашки.
– Анхен… – испуганно прошептала девочка, прижимая к груди медвежонка.
Анна вырвала медвежонка у нее из рук и разорвала ее рубашку до пояса.
Девочка прижалась к стене, прикрывая рукой маленькие, не вполне развившиеся груди. Губы у нее дрожали. Смотрела она не на нас, а на Анну – не мы, а Анна внушала ей страх.
– Возьмите ее! – потребовала Анна.
– Анхен… – снова прошептала девочка.
– Берите! Не бойтесь, она еще девица!
Сережка перевел взгляд с девочки на Анну:
– Ладно, попугали, и хватит! А то она еще совсем помрет с перепугу. Пошутили, и ладушки.
Анна резко обернулась к Сережке.
– Пошутили… Ну, конечно, они тоже… шутили! Все трое – ее отец и братья… шутили! Ну что вы стоите?! Жалеете? Меня никто тут не жалел!
Она подскочила к девочке и сорвала с нее рубашку. Теперь, совсем голая, она сжалась в комочек и закрыла лицо руками – испуганная, жалкая, беспомощная.
– Не надо, Аня, она же совсем ребенок… – сказал я, но Анна кинула на меня презрительный взгляд и схватила Сережку за руку.
– Сделай это! Отомсти за меня! Ну, пожалуйста, чего тебе стоит? Умоляю тебя! Ты же можешь, тебе это ничего не стоит! – И вдруг она, как там, на берегу, упала на колени и зарыдала, в голос, по-бабьи…
Мы стояли растерянные. Сережка попытался поднять ее, но она оттолкнула его и встала сама.
– Уходите! – сказала она глухо, не глядя на нас. – Уходите! Найду других!
Мы нерешительно, стараясь не глядеть ни на Анну, ни на застывшую в страхе голую девочку, вышли из комнаты, спустились по скрипучей винтовой лестнице, прошли мимо парализованной хозяйки, вышли во двор, где безмолвно звякнула цепью невидимая в темноте собака, и покинули фольварк.
За всю дорогу мы не проронили ни слова.