– Я в Глаше разочаровался.
– Что, как, почему…? – загалдела женская часть семейства Кушенских.
– Она совсем не то, чем представлялась. Ела пирожки! Как же горько я ошибся, думая, что она неземное создание, а она… В ней нет ничего особенного, – Костя смахнул слезу и удалился в спальню.
К Костиным любовным драмам семья постепенно привыкла и относилась иронически, тем более, что они излечивались сами собой. К осени он пошел в последний класс гимназии, ему стукнуло семнадцать, он учился прилежно, мечтая изучать горное дело. Николенька вознамерился после гимназии отправиться в кадеты, барышни-сестры подтрунивали над ним, говоря, что место Николаши – в армейском оркестре, вместо флейты он станет играть на трубе, Коля сердился на сестер. Не в ходу в семье Кушенских были серьезные разговоры о будущем, профессии, заработке. Атмосфера дома была пропитана скорее любовью и нежностью его обитателей друг к другу, нежели размышлениями о жизни, о том, чего же ждут от нее беспечные Катя с Милкой, серьезная Маруся или уже почти взрослые Таня с Олей и мальчики.
Провинция Российской империи
Кажется, именно Лидия Ефимовна еще в 1905 году привела в семью Кушенских Вадима Подбельского, одного из своих тамбовских приятелей, мечтателей-революционеров, которому она помогала с устройством большевистской типографии. Тайно, конечно, ибо такого не одобрил бы даже свободомыслящий Степан Ефимович. Видимо, именно от Лиды или Подбельского и получил Степан Ефимович номер газеты «Искры», изъятый полицией при обыске. Знакомство с Подбельским было недолгим, через год подпольщик уехал во Францию, опасаясь ареста и ссылки или каторги, а когда по возвращении нанес один из первых своих визитов в городе именно Степану Ефимовичу, то пришел не один, а со своим другом, тамбовским гимназистом Николаем Чурбаковым, и тот зачастил в дом на Дубовой. Зачастил из-за Татьяны, старшей сестры, скрывать восхищение которой он не мог и не считал нужным.
Происходил Николай Васильевич Чурбаков из богатой купеческой семьи, жившей в Кирсанове. Родители держали мельницу, снабжавшую мукой едва ли не треть Тамбовщины. В отличие от Тамбова, славившегося своим музыкальным училищем, Кирсанов славился училищем медицинским и особенно больницей в соседнем селе, Карай-Салтыковке, где работал знаменитый на всю губернию и, пожалуй, на всю Россию, врач Матвей Дамир. Николай Чурбаков после гимназии отправился в Харьковский мединститут с твердым намереним вернуться в Кирсанов работать непременно с Дамиром. Однако по окончании института посчитал, что его долг – немедленно отправиться в Саратовскую губернию, где началась эпидемия чумы.