Проблема детерминации психики субъекта рассматривается прежде всего как саморазвитие, саморегуляция. Она осуществляется и на высших уровнях бытия людей, таких, как свобода, совесть, теоретическое мышление, социальные представления и т. д. Поэтому универсальный механизм саморегуляции – обратная связь, общий для животных, людей и технических систем, хотя и необходим, но недостаточен, а значит, и неспецифичен для детерминации субъекта.
Прослеживая эволюцию взглядов Брушлинского, В. В. Знаков подчеркнул следующее: «С каждым годом для него все более значительным и интересным становились закономерности формирования вершинных проявлений психологии субъекта – духовности, нравственности, свободы, гуманизма. Он считал, что гуманистичность психологии неразрывно связана с духовностью, с духовной деятельностью человека»[21]. Соответственно он все чаще задумывался о сходстве и различии субъектно-деятельностного подхода и гуманистической психологии.
А. В. Брушлинский намечает путь к преодолению парадокса, сформулированного А. Маслоу – противоречия между Бытием и Становлением, между сущим и должным. Путь к разрешению этого парадокса Андрей Владимирович видел в недизъюнктивном по своей природе психическом развитии субъекта, когда познавательное суждение для субъекта оказывается совпадающим с ценностным суждением, сущее совпадает с должным и факт становится ценностью. Точки зрения двух мыслителей близко соприкасаются, когда А. Маслоу[22] говорит о том, что приверженность такой духовной ценности, как истина (например, служение науке), снимает противоречие таких категорий, как эгоизм и альтруизм, а Брушлинский утверждает, что не существует общественных интересов, помимо личных, что общественные интересы суть так же и личные, и постановка вопроса о подчинении личных интересов общественным в принципе неверна.
Андрей Владимирович планировал написать развернутую статью, посвященную анализу творчества А. Маслоу, но этому замыслу не суждено было осуществиться…
Андрей Владимирович внезапно ушел от нас тогда, когда был на взлете, пике творческой активности. Он многое мог бы еще сделать, но теперь нам остается только вчитываться и вдумываться в его творческое наследие!
Он с неизменным оптимизмом относился к перспективам психологической науки, верил в ее светлое будущее.