Дюрен, Клеве, июль 1539 года
Едва осмеливаюсь вздохнуть. Сижу как колода, на лице застыла улыбка, во все глаза смотрю на художника. Надеюсь, произвожу хорошее впечатление. Открытый взгляд означает искренность, а не нескромность. Взятые взаймы драгоценности, лучшее, что матери удалось достать, должны показать разборчивому наблюдателю – мы не какие-нибудь нищие, пусть даже брат не может дать за мной порядочное приданое. Король выберет меня за приятную внешность и политические связи. Больше мне нечего предложить. Но он должен выбрать меня. Я твердо решила: он выберет меня. Все годится, лишь бы выбраться отсюда.
Здесь же, в комнате, стараясь не смотреть, как под быстрыми широкими движениями мелка рождается мой портрет, ждет своей очереди сестра. Господи, прости меня, но я молюсь, чтобы король не выбрал ее. Она не меньше меня жаждет вырваться из Клеве, достичь высокого положения, стать королевой Англии. Но ей это не так нужно, как мне. Никому в целом свете это не может быть нужнее, чем мне.
Я не скажу ни одного слова против брата, ни сейчас, ни потом, даже через много лет. Никогда, ни единого слова. Он образцовый сын своей матери, достойный наследник титула герцога Клевского. В последние месяцы жизни моего бедного отца, потерявшего разум, превратившегося в совершенного дурачка, кто, как не брат, запер его в спальне и объявил, что у герцога лихорадка? Именно брат не позволил матери позвать врачей или хотя бы проповедников, чтобы изгнать дьяволов, поселившихся в его больном сознании. Коварно, словно бык, что нападает неторопливо, исподтишка, брат решил: мы должны объявить отца пьяницей, прежде чем позорное пятно сумасшествия ляжет на репутацию семьи. Но с помощью клеветы, объявив отца горьким пьяницей, отказав ему в необходимой помощи, мы еще сможем подняться. Меня достойно выдадут замуж. Сестру достойно выдадут замуж. Сам брат сможет удачно жениться, мы обеспечим будущее семьи, а отец пусть в одиночестве, без всякой помощи сражается с одолевающими его демонами.
Я так и слышу, как отец скулит за дверью спальни – обещает хорошо себя вести, пусть его только выпустят. Слышу спокойный и решительный ответ брата: «Нельзя». Может быть, мы все ошибаемся и брат не менее безумен, чем отец, да и мать тоже? Только я в своем уме, раз немею от ужаса, вспоминая о том, что мы натворили.