У меня имелись особые причины быть восхищенным известием об «N 1», так как около двух лет назад я побывал в качестве гостя на борту этого дирижабля и совершил на нем короткий перелет. И впоследствии я не терял его из виду и отметил его неоднократные удачные полеты, доказавшие мне, что радиус его действия достаточно велик для перелета через Северный Ледовитый океан. Конечно, потребуются кое-какие небольшие переделки. В частности, необходима была конструкция твердого носа, дабы получить возможность пришвартовывать дирижабль к мачте, вместо того чтобы помещать его в закрытый ангар. Я ликовал от счастья при мысли, что наконец-то моя мечта о почете через Северный Ледовитый океан стоит на пороге осуществления.
Наши два гидроплана Дорнье имели номера «№ 24» и «№ 25». Элсворт, Дитриксон и Омдаль поместились на «№ 24» в качестве навигатора, пилота и механика, в то время как я, Рисер-Ларсен и Фейхт исполняли соответствующие обязанности на «№ 25».
Мы покинули Свальбард 21 мая 1925 года и взяли курс на Северный полюс. Так как мы теперь были уверены, что на следующий год осуществим перелет на дирижабле с материка на материк, то решили рассматривать настоящую попытку как развернутую рекогносцировку. Мы намеревались тщательно изучить состояние льда как можно дальше к полюсу, в особенности в отношении возможности посадки на него. Быть может, нам удастся открыть существование какой-нибудь новой земли, так как эта часть Северного Ледовитого океана была еще совсем не исследована.
Каждый гидроплан был снабжен горючим для полета на 2600 километров.
Достигнув 88° северной широты – приблизительно в 1000 километрах от Свальбарда, – мы в первый раз за все время полета заметили под собою открытую воду. Желая удостовериться, что это не был обман зрения, мы описали несколько кругов на небольшой высоте. При этом задний мотор «№ 24» стал давать перебои, вследствие чего нам пришлось пойти на посадку. Место для спуска словно было приготовлено для нас самой судьбой. Во всяком другом пункте нашего полета на протяжении 1000 километров нам пришлось бы спуститься на неровный торосистый лед, что означало почти неизбежную поломку наших аппаратов.
Небольшая полынья, куда мы спустились, была как раз таких размеров, что мы могли рассчитывать на благополучный спуск. Наш гидроплан «№ 25» ударился о льдину в конце полыньи, но, к счастью, успел к тому времени настолько потерять скорость, что при этом не пострадал.