– А по-моему, ничего так, – произнес солдат, глядя в свой кубок.
– Вы меня за дурака держите? – продолжал дурак. – Не трудитесь отвечать. Я в смысле – вы меня совсем дураком считаете? Тоже неважно сформулировано. – Он глянул на свою руку и, похоже, немало удивился, обнаружив, что она приделана к его запястью. После чего перевел взгляд на сенатора. – Вы меня сюда заманили, дабы убедить склонить к вам дожа, поддержать еще одну священную войну.
– Нет, – ответил сенатор.
– Нет? Вам не хочется клятой войны?
– Ну, то есть да, – промолвил солдат. – Но заманили мы вас сюда не поэтому.
– Стало быть, вы желаете, чтоб я просил за вас моего друга Отелло, дабы он поддержал вас в Крестовом походе, на котором вы все сможете нажиться. Я так и знал, когда получил это приглашение.
– Об этом я не подумал, – сказал сенатор. – Еще хересу?
Шут поправил на голове колпак с бубенцами, и когда те зазвякали, вперился взглядом в один так увлеченно, что едва не сверзился со стула.
Антонио укрепил шута на сиденье и в поддержку похлопал его на спине.
Шут отпрянул от его руки и уставился на купца – но не в глаза ему, а куда-то вокруг глаз, словно бы те были окнами темного дома, а он в нем искал кого-то, хотя тот прятался.
– Значит, вам не надо, чтоб я дергал за свои ниточки во Франции и Англии, дабы те поддержали войну?
Купец покачал головой и улыбнулся.
– Ох, едрить, стало быть – просто месть?
Антонио и Яго кивнули.
Шут посмотрел на сенатора – похоже, ему трудно было сосредоточиться на седой бороде.
– Всем известно, что я здесь. Многие видели, как я садился в гондолу.
– Все и увидят, как шут возвращается, – ответил сенатор.
– Я фаворит дожа, – с трудом выговорил шут. – Он меня обож-жает.
– В этом-то и загвоздка, – сказал сенатор.
Одним рывком шут вскочил со стула и прыгнул на середину стола, достал одной рукой себя до копчика и выхватил откуда-то мерзко заостренный метательный кинжал. Блеснув в руке, тот приковал к себе его взгляд. Шут покачнулся и тряхнул головой, чтобы пелена перед глазами рассеялась.
– Яд? – с некоторой тоской в голосе осведомился он. – Ох, ебать мои носки. О, я убит…[12]
Глаза его закатились, колени подогнулись, и он рухнул ниц на стол с грохотом, а кинжал его лязгнул на каменных плитах пола.
Троица пялилась на простертого Фортунато и друг на друга.