Мамаша была так ошарашена, что даже забыла достать деньги. Ее собеседник тем временем решил довести свою демонстрацию до логического завершения:
– Рассуждая подобным образом, можно придти к выводу, что тягаться в скорости перемещения с пассажиром поезда под силу лишь великану ростом в сто один метр. Улавливаете?
– Ну дела! Только этого мне еще не хватало! Бред какой-то! Правильно говорят – этим китайцам все нипочем. Пойдемте, ребятки, от этого малахольного надо держаться подальше.
Исаму пребывал в состоянии какой-то мучительной летаргии, тревога в его душе оспаривала пальму первенства у раздражения. Вместе с кузеном он подошел к неподвижной платформе, перепрыгнул медленный тротуар и сразу оказался на быстром.
– Исаму-сан, вы так все кости переломаете! – крикнул ему Ихиро. – Встретимся у панорамы «Вокруг света», вход 18.
Его голос потонул в общем шуме.
Исаму казалось, что его всасывает какой-то колодец. Перед глазами промелькнуло мимолетное видение человека в сюртуке с медными пуговицами – тот стоял перед ангарами на причале порта Сен-Луи. Мимо проплывали творения архитекторов Италии, Соединенных Штатов, Мексики, французская экспозиция, Русский павильон, выстроенный из дерева и украшенный ажурными фризами, – но Исаму ничего этого не видел. Чтобы понять, что над ним нависла угроза, ему не нужно было еще раз читать зажатую в руке записку. В памяти всплыли слова Робера Туретта: «Действия можно предпринимать лишь тогда, когда есть уверенность в их результате».
За Марсовым полем в небо вонзался ажурный желто-оранжевый шпиль. Исаму увидел перрон, спрыгнул на платформу, скатился по лестнице и неподвижно, затаив дыхание, застыл перед пагодой с красно-синей крышей.
– Исаму-сан! Вы заставили меня побегать. Я уж думал, что потерял вас! Знаете, сколько краски понадобилось, чтобы вернуть Эйфелевой башне молодость? Шестьдесят тысяч литров! Такое ощущение, что она сделана из золота, правда?
Исаму провел рукой по лбу и сделал глубокий вдох. Задумался. И вдруг бросился бежать.
– Исаму-сан, подождите! Я…
– Мсье Ватаб! – прогремел чей-то баритон.
Ихиро Ватанабе резко обернулся. Так коверкать его фамилию мог только один человек, мать Жозефа Пиньо, партнера господ Мори и Легри. Японец хотел было раствориться в толпе, но было слишком поздно – дама, одетая во все зеленое, преградила ему путь к отступлению.