Мое самодержавное правление - страница 43

Шрифт
Интервал


Твой навеки

Н.

Нашим молодцам мой поклон.

Михаилу Павловичу[97]
Елагин остров, 20 мая 1826 г.

По обещанию нашему уведомляю тебя, любезный Михайло, что следствие кончено и рапорт комиссии переписывается. Если положение жены твоей позволит тебе ехать и матушка отпустит, теперь самое время тебе приехать подписать, быть здесь во время суда и воротиться в Москву к крестинам твоей маленькой. Но я повторяю, что это в том только случае, если ты можешь без опасения ехать.

Здесь все в порядке; спроси, Лоло тебе расскажет. Прощай, жене ручки поцелуй и обними твоих маленьких. Кланяйся всем нашим товарищам.

Твой навеки

Н.
Марии Федоровне[98]
Царское Село, 25 июня 1826 г.

…Что касается моего поведения, дорогая матушка, то компасом для меня служит моя совесть. Я слишком неопытен и слишком окружен всевозможными ловушками, чтобы не попадать в них при самых обычных даже обстоятельствах.

Я иду прямо своим путем – так, как я его понимаю; говорю открыто и хорошее и плохое, поскольку могу; в остальном же полагаюсь на Бога. Провидение не раз благословляло меня в некоторых случаях жизни, помогая мне в самых запутанных по видимости делах достигать удачи единственно благодаря простоте моих жизненных правил, которые целиком в этих немногих словах – поступать, как велит совесть.

Я хорошо знаю, что и тогда, когда кажется, что следуешь велениям этого правила, можно все же ошибиться; но так как я видел, что, пренебрегая им, люди делали ошибки на каждом шагу, я предпочитаю заблуждаться честно, нежели как-нибудь иначе, и иметь совершенно спокойную совесть.

Да поможет мне Бог; так как он захотел возложить на меня это ужасное бремя, то я буду нести его до тех пор, пока у меня хватит силы, покорно принимая горести и заботы, ибо таков, очевидно, мой жребий.

Михаилу Павловичу[99]
Царское Село, 12 июля 1826 г.

Любезный Михайло, сегодня объявлен Верховным Судом приговор его с изменениями, которые я почел возможными. Завтра утром в три часа приговор должен быть исполнен. Осуждены на смерть не мной, а по воле Верховного Суда, которому я предоставил их участь, пять человек: Рылеев, Каховский, Сергей Муравьев, Пестель и Бестужев-Рюмин; все прочие на каторгу, на 20, 35, 12, 8, 5 и 2 года, кроме Александра Муравьева, который за то, что от всего отстал, ссылается просто в Сибирь.