Ладно. По крайней мере, я пыталась.
— А номер его комнаты тебе зачем? — спрашиваю уже просто
так, даже без особого любопытства.
Аня слегка мнётся, задумчиво отводит взгляд.
— Да так, — помедлив, проговаривает она. — Любопытство.
Что-то мне подсказывает, что дело далеко не в нём. Ну да
ладно. У меня своих проблем хватает, чтобы ещё носиться вокруг взрослого
человека, ограждая его от ошибок. Не буду же я с Аней повсюду ходить, в конце
концов.
Хотя уже немного жалею, что вообще номер комнаты ей назвала.
Надо было придумать первый попавшийся или сдаться. А там, может, Аня и
передумала бы насчёт своей идеи, какой бы та ни была.
Утро встречает меня сюрпризом.
Причём я совсем случайно замечаю — уже почти выходить
собираюсь, мимоходом бросаю взгляд на пол возле двери… Конвертик. Небольшой
такой, красный. Явно просунут сквозь нижнюю дверную щель.
А она очень маленькая, почти отсутствует. Тонкая полоска,
чуть ли не сливающаяся с полом. Кто-то явно сильно постарался, чтобы умудриться
просунуть изрядно помятый этим испытанием конверт. Хотя почему кто-то?
Единственная, кто знает, что я тут живу — Инна. Ну и несколько кураторов,
руководство и комендант с охраной. Но все они — взрослые серьёзные люди, точно
не будут таким заниматься. Ведь жест детский какой-то, провокационный.
Конечно, лучше бы просто выбросить конверт и не идти на
поводу выходок взбалмошной девчонки. Но мне любопытно, что уж перед собой
скрывать. Да и какая разница, посмотрю я или нет — всё равно ведь она своего не
добьётся, что бы там ни задумала.
Просто взгляну и выброшу.
Из конверта выпадает фотография лежащей на столе девушки.
Давно не видел фотки в таком, первоначальном виде. Привык к тому, что в
соцсетях скидывают, ну или из интернета распечатывают. А тут, кстати, довольно
качественная плёнка.
Вот только изображение на ней...
На фото видны только нижний кусочек полушарий груди,
довольно выделяющаяся талия и изгиб бёдер. Нога согнута так, что скрывает самые
интересные места на теле, но видно, что девушка без белья. Причём как сверху,
так и снизу. Руки подняты вверх, их почти не видно.
Неосознанно оттягиваю ворот рубашки. Воображение живо
дорисовывает недостающие детали, да так, что с трудом не выбиваюсь из
реальности. Приходится приложить немало усилий, чтобы не думать о том, как и
где я бы касался этого тела, о её отклике, хитрых и одновременно невинных
глазах, несдержанных стонах... Инна так ярко врезается в мысли, что я словно
даже чувствую нежность её кожи, тепло тела и шёлк волос.