Лиза осторожно, медленно и плавно, спустила свои ноги по одеялу вниз, на пол. Она не отрывала взгляда от двери, одновременно боясь, как бы та не открылась, как бы за ней не показалось нечто ужасающее, и даже внутренне надеясь на это, храня глубоко внутри себя пленительную чем-то мысль о возможности существования чего-то неведанного прямо тут, в этой самой квартире.
Тусклый свет фонарей и соседних окон слегка осветляли мрак детской, давая двум девочкам возможность угадывать черты друг друга, опознавать, в какой части комнаты находится та или иная из них. Маша наблюдала за каждым движением своей сестры, от действий которой зависело сейчас так много. В юной голове под воздействием позднего часа, склеивающей глаза дремоты, сгущенных красок, неспешных теней – под воздействием всего этого возникла совершенно невозможная, но крайне вдохновляющая мысль о последующих приключениях.
Младшей сестре все окружающееся уже представлялось в виде обстановки для скорых невероятных событий. Кто может знать, что ожидает двух маленьких детей за закрытой дверью, из-за которой донеслись в какой-то миг (было бессмысленной затеей даже стараться переубедить их в этом убеждении) странные шорохи? Кто может знать, что произойдет с ними, стоит только повернуть ручку и приложить немного усилий для толчка двери? Кто может знать?
Никто.
И именно это вселяло в Марию крохотную надежду на чудо. На странную фантазию о сверхъестественном, нереальном. Ей до дрожи во всем хрупком теле хотелось очутиться в центре развития какой-то новой сказки, стать новой Красной Шапочкой, попасть в какую-то книгу. Этой маленькой девочке так хотелось, чтобы глядя на нее, люди перешептывались и говорили, что это – она, та самая Маша, та, та, та!..
– Ты идешь? – донесся приглушенный голос Лизы от двери. Пока Маша витала в облаках, мечтая о тех днях, когда она станет известной всем и каждому, когда ее имя возвеличится, приобретет другое звучание, будет произносится с гордостью, Лиза пребывала в реальности, крепко стоя ногами на полу, понимая со всей отчетливостью и ясностью, что никаких чудес и никаких экстрасенсорных проделок не может существовать в этом полном обыденности, заключенном в определенные грани мире. Она прекрасно знала, что за дверью – не портал в неизвестность, а просто-напросто коридор. Дальше – комнаты. И все. И никто не издавал никаких звуков. И ничто не тревожило ночную идиллию. Все спали. Никаких иллюзий, никаких несуразностей – одна рациональность, одна конкретность, обоснованность и понятность.