Корнев наконец освободил правую руку из цепкой и сухой, словно куриная лапка, ладони старушки, и опасливо спрятал за спину.
– Под руководством Маргариты Львовны тебе придётся изучать риторику и отрабатывать технику публичных выступлений, – перевёл на понятный язык страстный монолог отставной актрисы Минусов, и предложил всем радушно. – Присаживайтесь, друзья.
После того, как все расселись по скрипучим стульчикам, а Корнев провалился рядом с отставной актрисой в продавленный диван, Минусов, небрежно сдвинув какие-то бумаги, опустился на угол канцелярского стола, и таким образом, даже сидя, как бы вознёсся над окружающими.
– Итак, друзья, мы с вами подошли к самому ответственному этапу нашей работы – началу избирательной компании, – принялся вещать он, словно перед ним находилось не четыре человека, а, как минимум, сорок. – Начальный этап всякой избирательной компании характеризуется, как известно, растущим в обществе напряжением…
И хотя Корневу это было абсолютно неизвестно, он на всякий случай кивнул озабоченно: знаем, мол, чувствуем…
– Народ полон ожиданий, – продолжал между тем политтехнолог, – если не мессии, то его наместника на земле, который придёт и решит все проблемы. Повысит уровень жизни, снизит преступность, заставит чиновников повернуться лицом к простым людям… М-да… Об этом чуть позже. А пока в округе уже определился круг претендентов на депутатский мандат, наметились фавориты и аутсайдеры. Что касается нашего кандидата, – Минусов благосклонно кивнул в сторону Корнева, – то о нём пока не знает никто. Он – тёмная лошадка, на которую до поры ставим лишь мы с вами. И которая, неожиданно для всех, через два месяца первой придёт к финишу!
Престарелая актриса зааплодировала, и все, включая смущённого Корнева, тоже вяло похлопали.
– А сейчас нашему кандидату необходимо заявить о себе, позиционироваться в политическом пространстве, – Минусов достал из кармана «Кэмэл», закурил, стряхивая пепел в угодливо пододвинутую журналистом пустую банку из-под кофе. – Но сделать это следует исподволь, незаметно для конкурентов. Чем дольше мы продержим паузу, тем меньше грязи выльют соперники на нашего уважаемого Геннадий Михайловича…
Корнев поймал на себе сочувственный взгляд слоноподобного социолога и поёжился, словно эта грязь – холодная, липкая – уже пролилась на него, побежала тонкой струйкой за шиворот.