– А вот пусть простые люди за нас и заступятся, – живо отозвался доктор. – Мы с вами стоим тут, сопли морозим, и – гляньте вокруг – никому до нас дела нет. Разве что вечером по телевизору покажут, и всё, как было, останется.
– Ты, врач, скажи нам, что делать-то?! – спросил тот же голос.
Корнев, давно отвыкший от выступлений на публике, последний раз ему, дай Бог памяти, лет двадцать назад, в пору комсомольской юности перед большой аудиторией речь держать доводилось, – воодушевился под взглядами сотен людей, расправил плечи, показался вдруг сам себе умным и значимым.
– Бастовать, товарищи! – изрёк он в микрофон. – Во всероссийском масштабе!
Профсоюзная дама дёрнулась, стала теснить его своим дородным телом в сторону.
– Товарищи… Господа! О забастовке речь пока не идёт. Центральный Совет вопрос так не ставит. Товарища э-э… врача никто не уполномочивал делать такие заявления. Наша акция носит предупредительный характер.
– Ну, и предупреждайте дальше – без меня! – с досадой уступил ей место Корнев. – Всё равно толку не будет!
– Правильно! Что воду в ступе толочь! – загомонили в толпе. – Зачем нас сюда собирали? Хватит последние китайские предупреждения раздавать!
Корнев с чувством исполненного долга спустился по скользким от дождевой наледи ступеням, и народ расступался перед ним почтительно. Многие улыбались ему, щуря под пронзительным ветром слезящиеся глаза, а давешняя старушка в пуховом платке схватила за руку и принялась трясти, бормоча:
– Спасибо тебе, сынок, ох, спасибо. Ты мне только одно ещё разъясни: пенсию-то добавят нам, али как?
– Али как, – сурово ответил доктор, осторожно, но решительно высвобождая руку.
– Товарищи! Не расходитесь! – надрывалась в микрофон профсоюзная дама. – У нас по регламенту ещё трое выступающих! —Но её не слушали уже. Народ потянулся в стороны, толпа размывалась стремительно, дробилась, редела, освобождая залитую зеркальными лужами площадь.
Корнев тоже поспешил прочь, подняв жесткий воротник кургузого демисезонного пальтишка и гадая про себя, не попадёт ли ему от главврача за излишнюю горячность на митинге.
Он уже свернул с площади на узкую, усыпанную желтой листвой улочку, откуда до остановки общественного транспорта было рукой подать, как вдруг его окликнули сзади:
– Доктор! Простите! Можно вас на минуточку?