– Тезка, что-то мы давненько не виделись, – начал он разговор издалека.
– Грыжин, старый черт, ты еще жив?! – обрадовался Аксенов.
– Твоими молитвами, – пробасил генерал. – Хоть бы в гости пригласил? Все же мы почти родня.
– Приезжай завтракать. Мама вчера такой студень сработала, пальчики оближешь, – откликнулся Аксенов.
– Ты на работу не собираешься? – удивился генерал.
– А ты? – тем же тоном поинтересовался старый друг.
– Я – да. Твои зятьки разъехались, один отдуваюсь.
– Позавтракаем, и заступай на пост. Мы с тобой можем иногда и задержаться. – Судя по интонации, Аксенов ухмыльнулся. – Через двадцать минут спускайся, я за тобой машину вышлю.
– Петровича? – предположил Грыжин.
– Петрович твоего сынка возит. У меня теперь шесть водителей. Толика на микроавтобусе жди. В номерном знаке три семерки, не ошибешься.
Толик появился возле подъезда ровно через двадцать минут. Как ему удалось добраться за это время по утренней Москве, Грыжин поначалу не понял. И, лишь проехавшись в «Фольксвагене», сообразил, что Толик – циркач за рулем.
– Ты случайно не псих? – спросил генерал, с трудом удерживаясь на виражах.
– Николай Иванович всех водителей с Дмитровского полигона набрал. Мы в прошлом испытатели, поэтому не беспокойтесь. Только держитесь крепче, – успокоил Толя.
Грыжин вцепился двумя руками в переднее кресло и не успел прийти в себя, как они оказались на Фрунзенской набережной. Дверь открыл сам хозяин. Аксенов сжал генерала в объятьях, затем оглядел, похвалил за бравый вид и проводил в столовую. Марфа Ильинична хлопотала у стола.
– Прости, матушка, даже цветочков купить не сообразил. Лихач Толик последние мозги из башки вытряс. Я от страху еле досидел, – пожаловался Грыжин, целуя старой вдове руку. Он отметил, что Марфа Ильинична подалась, как-то уменьшилась, съежилась. Некогда мощная и объемная, генеральша превращалась в маленькую старушку. Но властный тон сохранила.
– Ты, генерал, что-то с годами трусоват стал. Я и то ездить с Ванькиными лихачами не трушу. Но согласна, больно шустры, – посетовала Марфа Ильинична, усаживая гостя за стол. Генерал устроился на стуле и почувствовал нечто мягкое и теплое у себя на коленях.
– Фауст, и ты жив! – обомлел Грыжин, обнаружив там рыжего пушистого кота.
– А чего ему сделается. Он теперь на новых заморских кормах млеет. Хека больше не желает употреблять. Нагляделся со мной по телевизору на рекламу, – серьезно доложила вдова, накладывая на тарелку гостю своего знаменитого студня.