В старой избе, куда нас привёл Рудольф Фирзович, было не слишком уютно. Всё покрывал толстый слой пыли.
– Мы здесь со вчерашнего дня, – сказал Доберинский. – Поэтому ещё не обжились. Обстановка такова, что приходиться часто менять месторасположение, бывает больше двух суток и не задерживаемся.
Рудольф Фирзович смахнул пыль с кровати в углу и, усевшись, достал курительную трубку. Мы разместились на старых стульях, сильно скрипевших и шатавшихся, поэтому из опасения, что спинка может отвалиться, я сидел, не решаясь опереться на неё.
В доме мы были одни с Доберинским, но учитывая наши связанные руки, он ничем особенно не рисковал. Рудольф Фирзович курил, наблюдая струящийся дым и периодически делая глубокие затяжки.
– Что у вас общего с монахом? – вдруг последовал неожиданный вопрос, когда я начал уже потихоньку дремать.
– Ничто, – усмехаясь, ответил капитан.
Доберинский задумчиво взглянул на него.
– Я верю в нирвану и реинкарнацию, – сказал он, после непродолжительной паузы. – А во что верите вы?
Не дождавшись ответа, Рудольф Фирзович недоверчиво покачал головой, продолжая рассматривать плавающие кольца. Затем, он сильно затянулся и выпустил густую струю дыма. У меня запершило в горле и, согнувшись, я сильно закашлялся.
Доберинский помахал рукой, разгоняя смешавшийся с пылью дым.
– Мир – это иллюзия, не так ли? – пнул он коробку на полу и, сморщившись от боли, крепко выругался, когда оттуда вывалились кирпичи.
– Вам виднее, – усмехнулся капитан.
Некоторое время Рудольф Фирзович молчаливо сидел, задумавшись.
Неожиданно, он вытащил трубку изо рта и, размахнувшись, забросил её в угол.
– Если трубки больше нет, значит, она иллюзорна.
После минутной паузы, Доберинский достал из кармана серебряный портсигар и закурил папиросу.
– И это тоже, – добавил он, увидев мой вопросительный взгляд, и резким щелчком отправил папиросу под кровать.
Я облегчённо вздохнул. От дыма, в тесном и невероятно пыльном помещении, уже начала болеть голова.
– Сейчас у нас состоится собрание, на котором мне необходимо присутствовать, а вы пока оставайтесь здесь. И без глупостей, вас будут охранять.
Прихрамывая на ушибленную ногу, Рудольф Фирзович направился к выходу.
Я осторожно заглянул в узкую щель. На улице не было видно ни души. Осмелев, я просунул ногу и толкнул дверь на себя. Раздался ужасный скрип, и прямо передо мной появилась фигура бородача во фраке; радостно улыбаясь, он навёл на меня ствол пулемёта.