По данным О.В. Будницкого, одни историки и политологи приравнивают к терроризму любое политическое убийство и находят корни терроризма в античных временах и даже раньше (Laquer, 1979); другие ученые относят феномен терроризма к концу XIX в. (Alexander, Maxwell, 1979; Чаликова, 1989.); третьи – возводят терроризм к специфической исламской традиции XI–XII вв.; четвертые – связывают происхождение современного терроризма с эпохой постнаполеоновской Реформации.
«Нам представляется справедливым, – отмечает Будницкий, – мнение историков, относящих возникновение явления, именуемого терроризмом, к последней трети XIX века… Возникновение революционного терроризма современники событий относят к рубежу 70-80-х годов девятнадцатого века, справедливо усмотрев в нем явление новое и не имеющее аналогов. Разумеется, политические убийства практиковались в Европе и ранее… Однако говорить о соединении идеологии, организации и действия – причем носящем публичный характер – мы можем говорить лишь применительно к последней трети XIX века. В это время террор становится системой действий революционных организаций в нескольких странах, найдя свое классическое воплощение в борьбе «Народной воли» (хотя сами народовольцы не рассматривали свою организацию как исключительно или даже преимущественно террористическую» (там же, 2004, с. 7).
В целом, склоняясь к позиции О.В. Будницкого, по-видимому, следует признать, что идейные истоки современного терроризма, по крайней мере, в ряде типичных исторических примеров, можно найти и в древние времена (см., например: Marsella, 2004).
В этой связи сразу определимся с основными исходными положениями анализа. Мы будем отталкиваться:
• во-первых, от концепции исторического сознания народов и групп о «справедливом» государственном устройстве и функционировании социума;
• во-вторых, от понимания терроризма как «двустороннего» феномена, т. е. государственного терроризма властных структур для сохранения своих властных полномочий, с одной стороны, и, с другой – «терроризма низов», не согласных с политикой властных структур;
• в-третьих, от проблемы сохранения социокультурной идентичности группового образования как внутри государственного устройства, так и в условиях межгруппового социокультурного развития;
• в-четвертых, от понимания терроризма как противоправного или экстремального использования насилия против мирного населения для достижения своих политических целей (Laqueur, 1987);