– Да, конечно. – Эверард прошелся по комнате. Пол загремел под его ногами, заглушая барабанный грохот водопада. – Победителей не судят даже в более строгих организациях, чем наша. Собственно говоря, Том, инициатива, которую ты проявил сегодня, сулит тебе хорошее будущее, можешь мне поверить. – Он усмехнулся уголком рта, не вынимая трубки. – Такому старому солдату, как я, некоторая поспешность простительна. Слишком много я видел случаев, когда спасение было невозможно, – добавил он, помрачнев. Остановившись, он повернулся к ним обоим. – Но нельзя ничего оставлять незавершенным. Суть в том, что Филис-Рэч, согласно хроникам ее отдела, из командировки не вернулась.
Их пальцы переплелись еще крепче.
Эверард улыбнулся ему и ей (грустной, но все-таки улыбкой), а потом продолжил:
– Нет, не пугайтесь. Том, помнится, ты спрашивал, почему мы, обычные люди, не следим за каждым шагом своих товарищей. Теперь ты понял?… Филис-Рэч больше никогда не регистрировалась в своем управлении. Может быть, она и посещала родной дом, но мы никогда не спрашиваем, чем занимаются агенты во время отпуска. – Он вздохнул. – Что касается дальнейшего, если она пожелает перевестись в другое управление и принять новое имя, то ради бога. Любой офицер достаточно высокого ранга может это утвердить. Например, я… У нас, в Патруле, все очень просто. Мы гаек не затягиваем. Иначе просто нельзя.
Номура понял и вздрогнул.
Филис вернула его к реальности.
– Но кем я могу стать? – спросила она.
Том воспользовался удобным случаем.
– Ну, – сказал он со смехом, пряча под ним глубокую серьезность, – почему бы тебе не стать миссис Томас Номура?
Единственная игра в городе
Перевод Н. Науменко
Джону Сандовалю совершенно не шло его имя. И было как-то странно, что он стоит в брюках и гавайке возле окна, выходящего на Манхэттен середины двадцатого века. Эверард привык к анахронизмам, но всякий раз, глядя на эту поджарую фигуру, смуглое лицо и орлиный нос, он видел своего коллегу в боевой раскраске, верхом на коне и с ружьем, наведенным на какого-нибудь бледнолицего злодея.
– Ну ладно, – сказал он. – Америку открыли китайцы. Факт занятный, но почему он требует моего вмешательства?
– Я и сам хотел бы это знать, – ответил Сандоваль.
Он встал на шкуру белого медведя, которую Эверарду подарил Бьярни Херьюлфсон