Услышав шаги, я начал волноваться от неизвестности, все же мне
никогда не приходилось быть в такой ситуации. Надежда на то, что
это какая-то ошибка, или чей-то глупый розыгрыш, робко трепыхалась
где-то глубоко. Дедок в этот раз был тоже не с пустыми руками. В
его сумке, такой же древней, как и он, что-то позвякивало
характерным стеклянным звуком. Рядом со мной был импровизированный
столик, приспособленный из камня, вот на него и выкладывались
предметы из котомки. Несколько стеклянных пузырьков, разные
предметы, похожие на древние украшения и, тут я вообще вжался в
стену, явно хирургический набор. Все это происходило с таким
воодушевлением на лице старца, что я прекрасно понял, почему люди
готовы говорить еще до пытки. Расположив все в каком-то, ведомом
только ему, порядке, он осмотрел меня как повар кусок мяса и
спросил:
— Сейчас понимаешь? — у меня же, видимо на почве переживаний,
голос пропал вообще, поэтому я лишь быстро закивал головой. — Я
нашел тебя несколько дней назад в пустоши. Ты умирал, тебя или
пытали, или скинули откуда-то с горы, иначе объяснить все твое
изломанное и порезанное тело, я не могу. Повезло выжить, либо не
повезло, суди сам. Вылечив тебя, я потратил дорогой амулет полного
исцеления и несколько эликсиров сопутствующего плана. Признаешь ли
ты этот долг?
Какой амулет? Какие эликсиры? Что он курит? Все эти вопросы
неслись лентой, окруженной огромными вопросами. Почему я в пустыне,
да еще и при смерти? Что за долг? Но посмотрев в его глаза, полные
мрачной решимости, я снова кивнул. А что оставалось делать? Ждать,
когда меня резать начнут? Нет уж, лучше соглашусь, потом война план
покажет.
— Хорошо. Сейчас я нанесу тебе метку должника, затем освобожу, —
с этими словами он развернул свой набор, в котором, к моему стыду,
ничего похожего на пыточные инструменты не было.
Достав тонкую кисточку, он открыл одну из своих склянок и,
макнув туда несколько раз, нанес мне на левую руку несколько
знаков, чем-то похожих на древние кельтские руны. После чего
заключил их в круг и отложил в сторону свой набор юного
художника.
— Вот, выпей, — он протянул мне две бутылочки. — Одно придаст
сил, другое снизит неприятные ощущения. Активация метки не самая
мягкая процедура.
Несколько секунд он смотрел на меня с немым вопросом, почему же
я ничего не беру. Похоже возраст настоящий. Потом, переведя взгляд
на мои оковы, хлопнул себя по лбу и, запрокинув мне голову,
сказал: