Бирюза в глазах полыхнула ледяным
огнём, и Ардж, утробно рыча, бросился в бой. Со всей силой и
яростью, со всей ненавистью, какую испытывал к этому насильнику.
Разум покинул его, сменившись слепым бешенством, через которое уже
не могли пробиться боль от двух ран, расчертивших грудь и живот, и
элементарное чувство самосохранения, бессмысленно вещавшее где-то в
тёмных закоулках сознания. Глефу в руке в какой-то момент повело в
сторону, а затем вырвало. Тем лучше, сейчас она больше мешала. Он
задушит эту тварь голыми руками, порвёт ему глотку, выгрызет, если
придётся!
А властный голос Нароунда старался
пробиться в голову. Ардж рычал всё громче, переходя в утробный рёв,
заглушая, не позволяя даже слову уцепиться в сознании, и всеми
силами пытался добраться до шеи Старейшины.
Нароунд подсечкой опрокинул Арджа на
пол, в лужу его собственной крови. Обезумевший воин буквально лез
на копьё, и Великий прикладывал усилия, чтобы не распороть этому
дурню жизненно важные органы. Старейшина с короткого замаха всадил
в плечо рухнувшего воина лезвие, чтобы тот не мог двинуть рукой,
наклонился и схватил наглого мальчишку за горло. Кисть тут же сжали
каменные пальцы, погрузив острые когти в плоть. Бешеные синие глаза
расширились, жвала дёргались, пытаясь загрести воздух, не достающий
до лёгких.
— Успокойся! — прорычал Старейшина,
сдавливая его шею.
Спустя полминуты такого удушения
хватка на руке ослабела, хрипы из перекрытой глотки больше не
рвались, а глаза остановились и постепенно стекленели.
— Кончено! Тупое животное... —
прошипел Нароунд.
Поднялся, чувствуя в теле
предательскую дрожь, вырвал копьё из пригвождённой конечности и от
души пнул безвольное тело. Старейшина тяжело, с хрипами дышал.
Проклятый возраст...
***
Он очнулся в тёмной овальной коробке,
изредка подмигивающей разноцветными огоньками и периодически
издающей тихие щелчки и шипение. Похоже на медкапсулу, догадался
Ардж. Кто же его сюда поместил? Затем вспомнил бой с Великим и
глухо застонал, зажмурившись, чувствуя раздражение и досаду. В
груди поднимала голову слепая ненависть.
Ну, нет! Ардж глубоко и часто
задышал, прочищая мысли. Ещё одной такой глупой вспышки допускать
нельзя, если он хочет выбраться живым и вырвать Шэни из грязных лап
старого ублюдка.
Постепенно дыхание воина выровнялось,
стало размеренным и спокойным. И, когда крышка капсулы поднялась,
на мир взглянули хладнокровные бирюзовые глаза.