— Агата Михайловна, — чуть поморщился
Владимир Викентьевич, — сообщите в управление, что Елизавета
Дмитриевна очнулась. Они просили сразу с ними связаться.
Медсестра кивнула и пошла к двери, а
я с удивлением обнаружила, что юбка у форменного платья не только
длинная, но наверняка еще и с подъюбником: слишком пышной она
казалась, хотя само платье не производило впечатление праздничного.
Но тут я сообразила, что думать мне нужно совсем не о форменной
одежде в этом заведении.
— Управление? — я перевела
вопросительный взгляд на целителя.
— Сыскное управление, — пояснил он. —
Видите ли, Елизавета Дмитриевна, они хотели вас допросить.
— Я совершила что-то нехорошее? —
испугалась я до холодной испарины, сразу представив, как меня, без
признаков сознания, находят с окровавленным ножом в руке рядом с
мертвым телом.
— Вы не помните? — он прищурился. —
Вы, Елизавета Дмитриевна, сядьте, если уж лежать не хотите.
Я помотала головой, чувствуя там
непривычную тяжесть. Кажется, раньше у меня не было столько волос.
Или было? На краешек кровати я все же присела, чтобы не упасть,
если слова Владимира Викентьевича окажутся слишком
неожиданными.
— Я вообще не помню, что было до
того, как я здесь очнулась. Совсем ничего не помню.
— Агата Михайловна сказала, что вы не
помните даже своего имени.
— Не помню.
— Елизавета Дмитриевна…
— Я точно не Елизавета
Дмитриевна.
Он взял меня за руку и место
соединения опять осветилось зеленым. Да что за чертовщина здесь
творится? Это все совершенно ненормально. Но заволноваться я не
успела: пришло странное спокойствие, явно неестественного
происхождения, поскольку помрачнением мозгов не сопровождалось.
Наверняка Владимир Викентьевич поспособствовал. Я взглянула на него
внимательнее. Обычный дедушка, ничем не примечательный. Но
способности у него не обычные. Непонятные способности,
пугающие.
— Пока вы не вспомнили, давайте
пользоваться привычным Елизавета Дмитриевна, — миролюбиво предложил
он. — Должны же мы к вам как-то обращаться?
— Вы так и не ответили, зачем я
сыскному управлению. Я кого-то убила? — бухнула я, сразу желая
определенности.
Врач, нет, целитель помялся, явно не
горя желанием отвечать, спросил:
— Вы считаете, Елизавета Дмитриевна,
что могли кого-то убить?
— Нет, — в ужасе помотала я головой.
— Но я совсем ничего не помню. Ничегошеньки.