Петр жестом руки отстранил от себя обеих женщин и отрывисто, также по-немецки, спросил:
– Что же мне делать?
– Бежать! – разом, в один голос, ответили ему Анна и Лефорт.
– Бежать? – удивился царь. – Куда?
– Государь, – заговорил теперь Лефорт, – совсем недалеко есть великолепная крепость, уже раз изумительно выдержавшая труднейшую осаду… Я говорю про монастырь, в котором похоронен чтимый вашим народом человек… Идите туда, укройтесь там… Там вы будете под защитою святынь. Ваши монахи – не ваши стрельцы, они сумеют защитить вас… Да их защиты и не нужно… Пусть они примут и укроют вас хотя бы до утра. Нам нужно выиграть время. К утру я успею привести к монастырю наших потешных, а господин Гордон – своих алебардистов и мушкетеров… Этого будет вполне достаточно. Не все стрельцы возмутились. Вашим врагам удалось взбунтовать не более как полторы тысячи отчаянных головорезов. Правительница вовсе не желает народного бунта; она добивается вашей смерти и думает, что для совершения такого преступления достаточно нескольких головорезов. Спасайте, государь, себя! Сейчас уходите от непосредственной опасности…
– Да, да, государь, послушайте господина Лефорта, – воскликнула Анна, – поверьте ему!
Анна так увлеклась, что, не обращая внимания на цариц, схватила царя за руку и порывисто толкала Петра вперед.
Это не прошло незамеченным. Так и вспыхнуло яркою краскою стыда хорошенькое личико молодой царицы, а ее глазки заблестели огоньками ревности и гнева.
– Свет Петрушенька, – воскликнула она, – выгони вон эту бесстыжую! Как она, мерзкая, тебя, помазанника, смеет так хватать?.. У, простоволосая!.. Лопочет по-своему что-то несуразное, немчинская тварь!.. Прогони ее скорее, не то я ей сейчас глаза выцарапаю…
Это была первая вспышка, такою Петр никогда еще не видал жены, и эта вспышка была вовсе не вовремя.
Царь грозно взглянул на Евдокию Федоровну, так грозно, что один его взгляд заставил молодую царицу задрожать всем телом, а потом отрывистым, звенящим голосом сказал:
– Если бы вы понимали обе, что говорит эта милая, достойная девушка, вы обе поклонились бы ей в землю.
– Как? – взвизгнула Евдокия. – Мы? царицы?
– Да! Матушка, возьми Дуню! – обратился Петр к матери. – Приоденьтесь обе, нам сейчас уехать нужно будет… спешно уехать…
Наталья Кирилловна сумела сохранить достоинство.