– Вот твоя доля, сынок, – шепнул он.
– Моя доля?.. За что? – пробормотал пораженный Кларенс.
– За то, что ты принес мне счастье, – ответил тот.
Кларенс смотрел на него в недоумении.
– Что же мне… сыграть на них? – спросил он, переводя взгляд с монет на стол и не понимая, чего хочет незнакомец.
– Нет, нет, – торопливо ответил тот. – Не надо. Ты их сразу проиграешь, сынок! Разве не видишь, ты приносишь счастье другим, а не себе. Бери деньги, старина, да беги домой!
– Но они мне не нужны! Я не возьму! – сказал Кларенс, сразу вспомнив, какой фокус проделали утром с его кошельком, и внезапно исполнясь недоверием ко всему человечеству.
– Вот! – Он повернулся к столу и положил деньги на первую свободную карту, какая попалась на глаза.
Банкомет сгреб их, казалось, в тот же миг. И мальчик почувствовал облегчение.
– То-то! – сказал мужчина суеверным тоном, с каким-то странным, бессмысленным выражением в глазах. – Что я тебе говорил? Понимаешь, это всегда так! А теперь, – добавил он грубовато, – уноси-ка отсюда ноги, покуда последнюю рубашку не проиграл.
Кларенса не пришлось уговаривать. Окинув комнату взглядом в последний раз, он стал пробираться через толпу к дверям. Но он успел заметить в углу женщину, которая вертела «колесо судьбы», и лицо ее показалось ему знакомым. Он снова украдкой взглянул на нее. Хотя на голове у нее был какой-то необычайный убор вроде короны, как и полагалось «богине судьбы», он узнал среди блесток знакомую алую веточку; и хотя женщина все время заученно повторяла одни и те же слова, он вновь уловил нездешний выговор. Это была пассажирка почтовой кареты! Испугавшись, как бы она не узнала его и тоже не захотела, чтобы он «принес ей счастье», Кларенс обратился в бегство.
На улице его охватило глухое отвращение и ужас перед суетливым безумием и лихорадочным весельем этого полудикого города. Хоть и глухое, оно казалось тем ощутимей, что было вызвано каким-то внутренним чутьем. Ему вдруг захотелось чистого воздуха и доброго одиночества пустынной прерии; он затосковал по своим бесхитростным спутникам – погонщику, разведчику Гилдерсливу и даже Джиму Хукеру. Но сильней всего было тоскливое желание бежать прочь с этих улиц, нагоняющих безумие, от этих непонятных людей. Он поспешил в булочную, собрал все покупки, взвалил их в подъезде на свои детские плечи, выскользнул на боковую улочку и направился прямо к окраине.