Капитан молчал, сжимая кулаки. Как ни хотелось признавать, но охотник был прав. И даже если забыть о страхе, – эти трое были готовы стрелять в обход приказа. И как он сам раньше не заметил?
– Я тебя понял, – едва не выплюнул Ермолов. – Они остаются. И с первым же караваном отправятся домой.
– Раз организационные вопросы решили… – охотник спокойным шагом направился к спуску в бомбарь. – Готовьтесь. Выходим на рассвете.
Молчаливо наблюдавший за происходящим Лесник, проводив взглядом скрывшуюся в голодном жерле тоннеля фигуру, тихо обратился к капитану.
– Какой боец, ты оценил? Сила, мощь. Он даже от пуль увернулся играючи. Потрясающая работа. Настоящий цепной пес войны.
– Угу, оценил, – вытолкнул капитан сквозь зубы.
* * *
Теплый тусклый свет масляной лампы-вонючки, одиноко стоящей на покосившемся от времени железном столике, вырывал из объятий вечной темноты крохотную каморку. Нехитрая обстановка состояла из старой двухъярусной кровати, того самого столика, деревянной колыбели и вбитых в стену гвоздей, заменявших гардероб. Тем не менее, эта маленькая бетонная коробка была вместилищем самого дорогого, что осталось в убитом, растерзанном мире. В ней жили люди, которых связывали нежность, забота и, возможно, любовь. Если этим грубым изъезженным словом можно назвать то трепетное, несмелое, едва уловимое, но всепоглощающее чувство, теплящееся в их сердцах.
Только вот сегодня даже пыхтящая от натуги лампа не могла разогнать сгустившуюся, подобно грозовым тучам, грусть. Ольга сидела на кровати, прижимая к себе младенца. Охотник бродил из угла в угол, проверяя снаряжение.
– Опять уходишь? – прошептала девушка.
Здесь они всегда общались только шепотом. Не столько из-за ребенка, сколько из-за до безобразия тонких стен.
– Угу.
– Но ты ведь только из рейда, – серые глаза ее потемнели, как подтаявший весенний снег. В уголках уже начала собираться влага.
– Так надо, малыш.
– У тебя всегда так надо! Я уже слышала, что случилось наверху. И о твоем поступке, и о цели похода. Ты собираешься с ними в Москву! – девушка сжала младенца чуть крепче, чем следовало, на что он ответил ей обиженным хныканьем. – А ведь эти люди ничего тебе не рассказали! Просто наговорили бессвязной чуши, помахали перед носом таблетками, и ты… ты…
– Оль, не кричи, перед соседями неудобно. И дай мне ребенка, – Вик вытянул руки в просящем жесте.