- Не торопишься?
- Мне теперь торопиться не нужно – всегда успею куда надо, -
пошутила Мария, намекая на машину времени.
Они не спеша пошли по дорожкам городка.
- Дома хорошо! – она вдохнула вечерний воздух.
- А как там? – спросил Ковалёв.
- Там – это в прошлом? Или на войне?
- В прошлом на войне.
Мария задумалась.
- Ты знаешь, там всё по-другому, - после паузы произнесла она. –
По-настоящему, что ли? Жизнь на полную катушку. Без страховки. Я
думаю, мои девчонки погибли. Потому что последнее, что я видела –
как бомба летит прямо на нас. И вот я здесь, а они… Их нет.
Она замолчала, Ковалёв тоже не произнёс ни слова.
- Понимаешь, - вдруг торопливо заговорила она. – Я-то думала –
мы тут более развитые, более образованные, у нас новейшая техника.
Пыталась их чему-то учить. А у них есть всё, что им нужно. И они
справятся без нашей помощи. Мы им не нужны.
- Но ведь можно уменьшить жертвы? – спросил Ковалёв.
- Я тебе одну вещь скажу, только ты никому не рассказывай. Я
медикам не сказала, а то бы они меня сочли ненормальной. Я
разговаривала с девушкой, по документам которой там жила – с Марией
Климовой. Уже после того, как я её похоронила. Она пришла ко мне, я
видела её так же, как вижу тебя. Она мне сказала – живи за себя и
за меня. Так что я ей теперь должна.
Ковалёв задумчиво молчал. С одной стороны – это звучало
невероятно, а с другой – он видел её фамилию в списке погибших, а
она идёт рядом с ним, можно протянуть руку и потрогать. Но он не
решался её обнять. Почему? Он чувствовал, что она была бы не
против. Но почему-то у него было ощущение, что это не его судьба, а
просто так играть в отношения он не хотел.
- Ты не боишься снова путешествовать во времени?
- Нет, теперь уже не боюсь. Это не так страшно. И к тому же я
отправляюсь в 1993 год, когда нет войны. А знаешь, что самое
трудное?
Ковалёв вспомнил слова Арнольда Оскаровича: «Самое трудное на
фронте – это ждать».
- Самое трудное для меня было поверить в реальность
происходящего, - продолжила Мария. – Сначала кажется, что ты попал
в кино, что кругом всё ненастоящее. Даже когда я увидела, как погиб
мой отец, это не прошло до конца. А когда дошло – такой ужас
накатил! Но потом было чувство, как будто заново родилась. И это
уже было моё время. Наверное, какая-то моя часть осталась там, на
войне, с моими девчонками.