- Здравия желаю! – четко и громко ответил я.
- Вольно. Не нужно этой показухи. – генерал потер висок. – Вы
мне лучше скажите, что прикажете с вами делать, товарищ
курсант?
- Эмм… - я несколько смешался.
- Вы грубейшим образом нарушили дисциплинарные нормы и правила
воинского устава. Вас следовало бы отчислить! – в разговор вмешался
еще один мужчина со знаками отличия полковника. На его форме был
нашит шеврон меча, окутанного цепями. Знак комендантских войск. Это
означало, что он командует комендантскими, а так же отвечает за
дисциплину в части, к которой прикомандированы его силы.
Внешность у него была соответствующая: идеально выглаженная и
подогнанная форма, гладко выбритое лицо, прямая осанка и блеск
стальной дисциплины в глазах. Не человек, а гранитная плита.
- Осознаю содеянное мной и готов понести любое наказание, кроме
отчисления! – четко отрапортовал я, решив идти ва-банк. Помирать,
так с музыкой.
- Собственно, некоторые члены дисциплинарного комитета
настоятельно требуют именно этой меры. – заметил седой генерал.
Я заметил, как в глазах начальника дисциплинарной службы
промелькнули искры торжества. Так же, с некоторым неудовольствием я
отметил, что женщина, сидящая в левой части стола, а так же
мужчина, сидящий справа от генерала, тоже склонили головы в знак
согласия.
Я почувствовал, как ноги становятся ватными. Отец устроит мне
земной ад… В голове замелькали сцены ужасный истязательств строгого
родителя над своим нерадивым дитем.
- Тем не менее, отчислить мы вас не можем. – спокойно, не меняя
интонаций, продолжил генерал.
Я подумал, что от пережитых эмоций сейчас умру. По лицу, против
воли, начала расплываться улыбка.
- Василий Степанович, это неслыханно! – вскочил со своего места
комендантский полковник.
- Сергей Юрьевич, вы бы успокоились. – спокойно ответил
генерал.
- Но ведь его необходимо отчислить. Он устроил мордобой прямо на
плацу, избил нескольких старших по званию и так же вывел из строя
четырех моих бойцов. Они теперь неделю будут в лазарете
валяться!
Странно, мне показалось, что дрался я со штурмовиками. Но
возмущение полковника понятно. Видимо, я наступил ему на любимую
мозоль.
- Я прекрасно понимаю всю серьезность его проступков, товарищ
полковник. – голос генерала оставался по тихим, но в нем
проскользнули стальные нотки.