Спору нет! - страница 40

Шрифт
Интервал



-Вернешься к подружке или со мной поедешь? 
Собака, завиляв хвостом, радостно потрусила к подъезду. Денис влетел на этаж и, распахнув дверь, запустил в квартиру вероломную Герду. 
– До вечера, дорогая, – бросил он своей любимице. Но в этот момент в коридор в шортах и коротком топе вышла Нина Тарантуль и, лучезарно улыбнувшись, проворковала: 
– Как скажешь, кошкуль! 
Цесаркин негодующе глянул на нее и, круто развернувшись, чуть не врезался в соседку Аделаиду Петровну. Он пробормотал дежурное "здрасси" и кинулся вниз, краем уха услышав, как старая курица здоровается с Арахной. 
"Вот! Вот с кем поговорить нужно!" – сам себе попенял Денис. 
Он долго тренировался, пытаясь за один раз восстановить былую форму. 
– Да все у тебя нормально, – отмахнулся на его жалобы тренер. – Подумаешь, месяц! 
– Не поверишь, Серый, еле сегодня сумку поднял! 
– Витамины попей, – хмыкнул тренер и отправился наставлять молоденькую красотку, тщетно пытавшуюся сделать гиперэкстензию. 
После тренировки и душа Цесаркин ввалился в кафетерий и, велев себе раз и навсегда забыть о мясе, заказал на завтрак суфле из спаржи и смузи из авокадо и шпината. Бросил сумку на пол, собираясь устроиться за столиком у окна и с высоты десятого этажа наблюдать, как солнечные лучи скользят по крышам близлежащих зданий и щекочут верхушки деревьев. Но звук, гулкий и протяжный, словно набат колокола, заставил его насторожиться. 
"В сумке только тряпье и кроссовки", – заверил он сам себя и тряхнул баул снова. И опять услышал лязг металла. Цесаркин, осторожно поставив сумку на плетеное креслице, принялся рыться в необъятном чреве спортивного чувала, наощупь определяя свое нехитрое барахло. Но неожиданно пальцы налетели на что-то твердое. И Денис даже почувствовал легкую боль от такого столкновения. Но яростное удивление, закипевшее внутри, только придало силы. Он откинул вещи в сторону и, наклонившись над сумкой, напоролся взглядом на две старые чугунные крышки от гусятниц, аккуратно сложенные друг в друга. 
«Ну погоди, красавица! Зайчик мой дорогой, погоди! Я тебе припомню!» – усмехнулся Цесаркин, кляня в душе Нину Тарантуль, посмевшую влезть в его сумку.
«Сам-то хорош, мясо сожрал, замок поломал, – попенял ему внутренний голос. – Она и отомстила!»