– Но я жду твоё величество ещё по одной причине! Жалоба у меня! Причём мне позволено и от имени остальной знати сделать заявление.
– Ого! Неужели вся знать чем-то недовольна? – нахмурилась императрица.
– Не вся, но большинство! Потому что во дворце свершилось вопиющее безобразие! – Маркиз подозрительно покраснел от гнева, губы его стали трястись. – Ибо где это видано, чтобы детей и совсем юных отроков мобилизовать на войну?!
Коронованная особа с недоверием осмотрела остальных просителей и придворных, замечая, что более половины из них согласно закивали головами и недовольным ропотом выражали поддержку сказанному.
– О чём речь? – решила всё-таки уточнить Ивлаева-Герчери.
– В течение ночи и раннего утра из наших семей и из семей нашей прислуги были забраны отроки в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет!
У эйтранов взрослели рано. В пятнадцать лет уже получали полную самостоятельность и могли отправляться хоть на войну, хоть на собственную свадьбу, хоть в кругосветное путешествие. С четырнадцати могли совершать то же самое, но лишь при согласии обоих родителей. Или одного, если второго нет в живых. Но при более раннем возрасте не могло быть и речи, чтобы влиться во взрослую жизнь. Детей эйтраны слишком любили, лелеяли и берегли, особенно после гибели своего мира и обоснования в мире Трёх Щитов.
Да и спасшие их дочери богини делали всё для комфорта детей, усиления мер их безопасности и того, что называется «Дети – наше достояние, цветы и наивысшая радость». Именно поэтому коронованная особа изволила гневаться и даже повысить голос:
– Кто посмел?!
– Новый атрегут-комендант дворца, Платон Когуярский! – излишне сухо, сугубо официально доложил баресс. – В общем итоге мобилизовано только во дворце шестьдесят два отрока, которые не имеют права быть оторваны от родителей.
Любой из придворных знал, кто такой экселенс Когуярский, что собой представляет как маг и что в некоторой степени является фаворитом её величества. Правда, в последние две-три ночи он как бы был отторгнут от божественного тела, но мало ли какая последует реакция Марии на подобное самоуправство. Вернее, права комендант имел максимально возможные, скорее всего и такие. Но титулованная знать вполне справедливо возмущалась: такого в истории не бывало. Кто-то из них даже выкрикнул: