Твердыня тысячи копий - страница 7

Шрифт
Интервал


Он развернулся было на выход, но Кальг торопливо протянул вслед за ним руку:

– Я-то думал, что гордые вениконы под предводительством отважного Друста…

Воевода вихрем обернулся на прикосновение чужого пальца к рукаву грубой войлочной туники, и густоплетеные косицы его рыжей шевелюры взметнулись волной, на миг закрыв лицо. Он вскинул ладонь, вынудив своих людей застыть на месте, чтобы не натворить бед. Не обращая внимания на их пылающие взгляды, он подался вперед и, несмотря на весь кипевший в нем гнев, обратился к бывшему союзнику с непривычной сдержанностью:

– Ты думал о нашей гордости? Неужели? И задавался вопросом, способен ли Друст повернуться спиной к еще не законченной войне? Признаюсь, было время, и не так давно, когда я согласился бы с тобой. Некогда я считал тебя соратником, Кальг, мужчиной, с которым можно плечом к плечу гнать проклятых латинян с наших земель. Но теперь выслушай меня со всем тщанием, потому что больше предупреждений не будет. Если ты еще раз посмеешь коснуться меня, я спущу вот этих зверей, что притаились за моей спиной, и мы посмотрим, кто останется стоять: они или твоя паршивая охрана. Посмотрим, кому из нас и от чьей руки суждено умереть. Ты думаешь, я скудоумен? А, Кальг? Думаешь, я мимо ушей пропустил слухи о том, как ты предал наших братьев-вотадинов, когда они выиграли для тебя битву? Отчего же ты так поступил? Оттого, что их вождь взял в привычку не соглашаться с твоими замыслами? Или просто потому, что предательство тебе по душе? Моим людям оставалось только руку протянуть за верной победой, все равно что выщупать горячую, уже мокрую девку. Мы загнали римлян в реку, тысячу голов могли им снести в тот день, но Мартос со своими вотадинами – тот самый Мартос, которого ты сознательно предал и оставил латинянам на заклание! – обрушился на меня в переломный миг. Сердца моих воинов не успели отстучать сотню раз, как наш триумф обернулся кровавой баней! Даже римляне и те не поступают так со своими союзниками. Пусть по мне они хуже проказы, дружба с тобой не слаще. Она – сущий яд. Глупец, ты натравил на нас наших же братьев! Ты заплатишь за этот мерзкий грех собственной кровью! И кровью всех твоих сродственников!

Презрительно фыркнув, он порывисто развернулся и нырнул под полог, закрывавший выход из шатра, оставив Кальга смотреть себе вслед. Тут за спиной предводителя сельговов прозвучал чей-то негромкий, спокойный голос, чьи бархатистые нотки обволакивали беспощадную сталь смысла: