Каждый из людей так или иначе сталкивается со смертью. Любой человек однажды познает горечь утраты, неумолимую скорбь, чувство невосполнимой потери. Каждому придется пройти через несколько стадий горя. Первая – шок и отрицание. В это время человек отказывается принимать то, что, собственно, произошло. Он поражен до глубины души, но при этом не верит в то, что умер кто-то из близких. Часто первая стадия сопровождается дезорганизацией и потерей памяти. Вторая – боль и чувство вины. Защитный кокон шока постепенно разрушается, и взору предстает реальная окружающая картина. Картина неистовой смерти. Человек чувствует невыносимую мысленную агонию, он ненавидит себя за то, что так мало времени провел с безвременно покинувшим этот мир близким. Третья – гнев, разочарование и горечь. Человек может чувствовать себя абсолютно нормально, пока какая-либо мелочь вдруг не выведет его из себя. В этой стадии социум становится обузой; шумные коллективы, вечеринки, соседи и даже друзья превращаются в нечто лишнее, вызывающее только раздражение. Но в конце концов все приходит к четвертому этапу – принятию ситуации и чувству облегчения. Стоит ли говорить, что в это время человек окончательно смиряется с потерей и продолжает жить дальше, дышит полной грудью. Собственно, все эти стадии присущи любому члену общества, от детей до стариков.
Саша же находился лишь на первом этапе, а потому ему предстояло пережить еще много, безумно много горя.
Мама всегда хотела, чтобы ее сын вырос самостоятельным и организованным мужчиной, завел семью и детей, жил в хорошей квартире и ни в чем себе не отказывал. Конечно, каждый родитель желает такого для своего чада, но Сашу чужие матери не волновали. Сейчас ему казалось, что все эти желания он обязан выполнить в полной мере, дабы ее дух, где бы он ни находился, обрел окончательный покой.
Из кухни раздался странный утробный рык. Спустя мгновение Саша понял, что отца рвет, и скорее всего, прямо на пол или на стол. Это действо вдруг вернуло гостя из Курска к некой трезвости, и теперь он стал замечать, что в квартире жутко воняет блевотиной и дерьмом. Кроме того, чувствовалось что-то еще… что-то такое, что было в подъезде. Неуловимое, но критически важное.
Саша поцеловал матушку в лоб и направился в свою бывшую комнату. Дверь туда сперва не открывалась, но она распахнулась, как только к ней приложили солидное усилие в виде удара ногой. Увиденное внутри не могло не вывести из себя того, кто прожил здесь без малого четверть века. Кровать, стол, тумба, ковер – все это отсутствовало. Зато весь пол оказался буквально завален по щиколотку пустыми пивными бутылками и жестяными банками, и над всем этим зловонным великолепием сгрудились сотни крупных мух и мелкой надоедливой мошкары. Саша взревел как раненый зверь, заметив, что все до единой фотографии на стенах – его, матери, друзей – были разбиты. На некоторых даже красовались полоски от черного маркера, закрывающие все лица. Мать такого сделать не могла. А зачем это совершил отец – предстояло выяснить. Да только покуда Андрей Сомов находился в ужасном запое, разговаривать с ним было все равно что долбить кулаком в стену. Толку – ноль, только костяшки на пальцах разобьешь. Но Сашу в данный момент это не волновало. Собрав всю волю и ярость, он направился на кухню.