тайна, упущенная неумело – утекла,
измазав коготь ночи напоследок…
выступила кровь – Главная Героиня.
Трепет мотыльков разламывал рамы
(Я взглянул в окно, на гостей): только реки
не хватало, шутов в лошадиной крови!
И прощалось поле с дорогой. Смех колосьями
плел песню, пылил до утра:
вот, мы прожили, славно, еще одну вечеринку!
Ветер доволен, не думая о вине
пролитом в полночь…
море молилось спокойно: выйдя из нас
свечи, колеблемые порывом сквозняка,
Евангельская грусть в глазах – мы были бризом
Сан-Франциско, плотью, сжигающей ветер – голые
паруса
Птицы размешивают воздух, но зной
не отодвигается, не становится короче…
Призрак путешествует в развевающемся теле —
вспоминаю самую красивую мусульманку в этом
городе, солнце отсвечивает сваями небоскребов —
кофе-арабик, плеер
протравленные кроны заката —
ты растворилась в ментоловом прибое
улиц
Меланезия, смешавшаяся на языках —
в оргии улыбок, сердец. Ночь, ставшая для нас
чем-то еще. Теснящиеся буйволы в сердце…
мы поджигаем вакуум,
что бы соединиться в красивейшую плоть
путешествия
…небо выскочило кузнечиком из-под рук.
Ложились саперы в полночь. И была луна.
Пело колесо телеги всю ночь, несло с собой ковыли,
сапоги солдат (мерное бряцало).
Где ты, мой гость нежданный?! Ненадежная
подруга, запертая полночь
Монотонное олово баюкает поверхность реки.
Медленные черепахи сна… медный таз блестел,
трогая полнолуние – и сушь черемухи
шагала за окнами, всю ночь считая шелест.
Болты кисли в своих соитиях.
Неоновый месяц теребил поверхность вод, поднимая
солдат на пахоту. Контроль часов. Улыбок лунных
циферблатных. Сияла пыль, дорога —
и голос умолк, обожая безмолвие
Мысли влекомые на убой.
Пепел образов, достигший света.
Легким лучом сметен часовой, соловьи сочинили
загадку: чей брат будет первым птицеловом?
Тревожное утро: засиделись допоздна,
прождали ночь – а она не вернулась, скутавшись
с плеч …еще сон истекал с тополей, притворяясь
ребенком
Многоголосье птиц напоминало здание – вечно
разрушаемое, или пустое. Нет подобия скалам,
покою.
Тревога газеты шуршала вяло
раздумывал вентилятор. Саранча сыпалась
из страниц: колкий пол…
Машинную память несло на луга, целый лес
нашептали саперы, ушли: и лес замер,
встав на дыбы. Минные поля грелись,
зрели среди цветов
Сонным летом, растеряв друзей…
Неторопливый зной сушил сигареты на столе,