– Полакомься моим простым киселиком с молочком, поведаю, буде сам не возьмешь в толк.
– А нет ли у тебя пепси-колы? Или кока-колы? Жива душа пепси-колы али кока-колы изволит! Я бы раскошелился! Уж я бы расщедрился, развязал мошну! Но не сейчас, аз воздам опосля: сперва надо сбегать до хаты за гаманком[57]!
– Несть, пепси-колы нетука, кока-колы тоже нетуткась, тличко мой киселик простой с молочком, и тольки задаром! И прямо тенчас[58], вот чё!
– Ну, гоже, гоже! – соизволяю, скривившись. – Так и быть уж! Киселику с млеком всевды в тезеве[59] место есть, несмотря ни на цто.
Нечего делать, вот я, гарный парубок, киселя наелся, молока нахлебался, с ястребою[60] недовольною остался. А сам подергиваюсь от свербежу, дожидаюсь от речки отповедыванья[61].
– Ну, цё, дурасецка Ивасецка, сам не рассудил-то? – пытаеть речка.
– Ни-и-и, матоцка рецка, еще не смекнул!
– Ах, вьюношестьво, вьюношестьво: сусло не брага, вьюношестьво не чоловик! Вьюношестьво свигаеть[62] – от добрин[63] добрин шукаеть, понимаешь! Да никудакося не ходяй, не изменяй своего нынешнего местопребывания! – отповедывает молочная река, кисельные берега.
Разгневался я, Иоганн-дуранданн, на речонку за подобный базар да и одалече[64] ринулся.
– Тьфу ты! Хотелось как луцце, а полуцилось ако завсёгды, – сгундела мне всугонь[65] река. – Вот оно що! Фу-ты, ну-ты, мослы гнуты! Эк рванул: ну ни конному, ни крылатому ни за что не захватить! Эхма, пхир милеге[66], миляга!
И потекла флегматичная речажина дальше, млея от чудного сновидения про Раму и Ситу!
А я пошагал, оголодавший, изыскивать себе завидную судьбину – сытенькую житуху. Каков ни на есть, а угодно мне лопать. С гамбургеров тащусь! Пепси– колу угодно! Ма… ма… ма… манго бла… бла… благоугодно! Эту – как ее? – фейхау… фейхуа… фейхоа! Банан! Где проглотно и лопатно – тудакося ретивое летит!
Поплелся я по брегу, по брегу всё кисельному. А утроба-то, утроба: чисто кто в утробище на тракторе мчится – и при этом цитирует строки из стихотворения поэта Ивана Молчанова: «Прокати нас, Петруша, на тракторе, до околицы нас прокати!»
А я всё шагаю себе да шагаю! Дождь вымочит, солнышко высушит, буйны ветры голову расчешут. Божественно! Сонность не достает, дремушка-дрема́ не сгибает, едь[67] занимает воображение.
Плелся, плелся, покрехтывал – мне на голодный зуб не попадайся! – внезапно поскользнулся, упал, встал, отряхнулся – и очи вылупил: стоит на побережье храмик, церковь расчудесная – вся из пирогов складена, лепешками вымощена, оладьями повершена, блином накрыта. Вокруг лохматые собаки лают, больно кусают – внутрь не пускают.