— Я и есть гарантия.
Никогда в жизни мне не было так тяжело расстегивать пуговицы. Их всего пять, но каждая словно намертво липнет то к пальцам, то к петлям, и только страх испортить брендовую блузку не дает просто вырывать их с корнем. Но, в конечном счете, я разделываюсь с последней и сбрасываю блузку на пол. Туда же отправляется юбка. Прохладный воздух выталкивает из-под кожи колючие мурашки, но я не позволяю себе ни секунды слабости. В конце концов, я сейчас на витрине, и нужно придать себе товарный вид.
— Осталось двадцать минут, Адам.
— Что будет потом?
— У моего предложения закончится срок годности.
Это блеф. Адам нужен мне куда больше, чем я ему, потому что даже если он не получит своего от Иры, он может взять любую другую женщину, и многие из них за его миллионы будут совершенно искренне считать его красавцем. Но мне нужно блефовать, нужно идти до конца, потому что за спиной – обрыв, пропасть, из которой мне не выбраться. За спиной человек, которого я буду любить вечность – и намного больше, хоть он, точно так же, как я сейчас, продал себя богатой старой «мамочке».
Глеб разменял нас, словно мелочь.
И я собираюсь отплатить ему тем же. Но, по крайней мере, продамся в десять раз дороже.
Мне кажется, Адам нарочно тянет время. Стоит около бара, прижавшись к углу бедром, пьет и курит, курит и пьет, и в гробовой тишине слышен лишь шелест ливня, далекие гудки машин и надоедливое тиканье старинных напольных часов. Я замерзла: кожа покрывается мурашками, чулки трут по ним, словно наждачная бумага.
— Что ты будешь делать, если случится выкидыш? – спрашивает Адам. Тычет сигарету в пепельницу, тянется к галстуку, лениво наматывает его на ладонь.
— Выкидыша не будет.
— Я не хочу слушать твои предположения, Полина. Я задал четкий вопрос, хочу услышать четкий ответ.
Я не знаю, что ему ответить. Я никогда не «залетала», потому что предохранялась. Потому что не была готова к детям. Думала, что когда-нибудь у меня будет красивая свадьба с Глебом, потом мы поедем в романтическое путешествие, и я вернусь оттуда «немножко беременной». Тяжело четко сформулировать что-то другое, если дети всегда стояли особняком от всего, что я вкладывала в понятие счастья.
— Мы попробуем еще раз, - говорю спокойно и четко.
Адам потирает переносицу: ответ более чем исчерпывающий. Несколько слов, которые ложатся на мое предложение огромным гранитным крестом. И к холоду добавляется толика страха и паники. Что, если он выставит меня за двери прямо сейчас? Мне некуда идти, я не могу вернуться в ту жизнь, где на мне не будет тяжелой цепи и поводка, которые удержат меня от Глеба. Я не хочу оглядываться сейчас, пока между нами еще есть тяжелый каменный мост, на другой стороне которого мужчина моей мечты.