– Я не отрицаю. Вы не думали, что ненароком всколыхнули воду в опасном омуте?
– Темой Ласкаля?
– Ну да. Он вернулся ненормальным, даже есть самостоятельно не мог. По слухам, Ласкаль покончил с собой в Силвестовском институте изучения завес. Другие организации, которые интересовались затворниками, совершенно не обрадовались этому. Они давно рассчитывали заполучить Ласкаля, заглянуть к нему в голову и выяснить, что с ним стряслось. А тут слухи: Филипп, мол, утопился в декоративном пруду с рыбками.
– Суицидальные наклонности у него, скорее всего, имелись. Вы же не намекаете, что Ласкаля убили?
– Нет, я намекаю лишь на то, что его гибель навредила Дому Силвестов.
– Если поняла правильно, вы клоните к тому, что меня, мою семью, не говоря о целом анклаве, уничтожили по той причине, что мне хватило неосторожности в моем творчестве обратиться к Филиппу Ласкалю?
– Это лишь гипотеза. Если люди, связанные с кланом Силвестов, почувствовали в вашем творчестве скрытую критику их действий, они вполне могли подумать о мести.
– Раз я их так разозлила, почему бы просто меня не убить?
– Не знаю, – сказал Дрейфус. – Но очень помогла бы уверенность, что ваши скульптуры не задумывались как компромат на Силвестов.
– То есть скомпрометировать их – преступление?
– Нет, но, если своими работами вы хотели спровоцировать определенную реакцию, неудивительно, что она последовала.
– Не могу строить догадки о мотивах Силвестов.
– Зато можете объяснить мне, почему занялись Ласкалем.
Дельфин смерила Дрейфуса испепеляющим взглядом, словно только что разглядела его истинную сущность.
– По-вашему, это просто? По-вашему, выбор темы творчества сформулировать не сложнее, чем выбор стула определенного цвета?
– Я совершенно не хотел…
– Мир творчества для вас темный лес, префект. Мне искренне вас жаль. Какими унылыми, примитивными понятиями вы оцениваете жизнь! В каком бездушном, регламентированном, предсказуемом мире вы живете! Искусство, как и все, что за пределами строгих уставных понятий, вам совершенно чуждо.
– Я понимал свою жену, – тихо заметил Дрейфус.
– Что, простите?
– Она была человеком творческим.
Дельфин долго смотрела на него, и взгляд постепенно смягчался.
– Что с ней случилось? – спросила она.
– Погибла.
– Извините, – пролепетала Дельфин, и в ее голосе Дрейфус услышал искреннее раскаяние. – То, что я наговорила, – совершенно ненужная грубость.