– Как это – под бонд?
– Ну, смотри, американское правительство не хочет, чтобы к ним всякая нищета из Раши перла… Поэтому придумали закон. За человека можно положить деньги на депозит. Гарантия того, что он здесь пробудет определенное время – и свалит, а не останется на анлигал. Он уезжает – деньги возвращаются вкладчику. Ну, мы эту фишку просекли, конечно. Нам что, в падлу корешам помочь свалить за бугор? Кладем деньги в банк – пацан приезжает. И остается. Деньги, конечно, отбивает потом. Это ж за него заплатили. Все законно. И все в наваре. А ты как приехал?
– По туристической визе.
– Легко дали?
– Да, в общем, легко.
– Повезло. А я уже было подумал – ты не фартовый. Ну, – он снова поднял рюмку. – За сказанное!..
Посиделки наши продолжались часа полтора. Юра заказывал все новые блюда. Но почти ничего не ел, все больше пил. Был он худым и поджарым. И от него исходило ощущение силы и уверенности в себе. Сразу становилось понятно, кто здесь главный, а кто на подхвате.
– Ты, вообще, по жизни кто? – спросил Юра, я заметил, что он сильно захмелел. – Фраер или жиган?
– Жиган, – ответил я, не задумываясь. Выбор был невелик.
– Молодец. – Юра встал, подошел, обнял меня неуклюже и поцеловал. – Чувствую, ты свой пацан. Будет с тебя толк. Этому фраеру хохлятскому уважуху надо бросить. Еврей, пойди, дай пару сотен зелени Козаку, пусть порадуется… – А поехали к шмарам, – предложил Юра.
Я напрягся. Проституток я не любил. Но, с другой стороны, у меня давно уже не было женщины. И все же, энтузиазма я не чувствовал.
– Что-то не очень хочется, – замялся я.
– Ты чего, голубой, что ли? – спросил Закидон. И по-моему, вопрос он задавал абсолютно серьезно.
– Нет, конечно. Женщин я люблю. Но проституток не очень.
– Это ты напрасно, но у каждого свои закидоны… – Юра засмеялся. – Ладно… – Он вынул из кармана ручку Tibaldi и написал на бумажке телефон. – Это мой сотовый. Я всегда на связи. Так… – Он опять полез в карман. Тебе подъемные нужны?
– Ну… – замялся я.
– Да не стесняйся, здесь все свои.
– Было бы неплохо.
Юра достал из кармана пачку плотно скрученных стодолларовых купюр на резинке.
– Лопатники не признаю, – сказал он. Отсчитал тысячу долларов – и всучил мне. – Отработаешь. Ты теперь на меня пашешь. Понял?
– Конечно, – ответил я, пряча деньги в карман.