Нет, дорогой читатель, голова была,
конечно, на месте, просто она казалась Олегу на столько тяжелой,
что он попросту не мог ее поднять. А темнота ночи, да помноженная
на все уже увиденное… Нервишки у доблестных сотрудников
правопорядка, сдали. Раздался лязг метала о мостовую и шаги прочь
убегающего стражника. Его напарник долго думать не стал и с воплями
кинулся в ближайший проулок.
— Че это они, Командор? — удивленно
поинтересовался Егор.
— Да кто ж их разберет, чужая душа
потемки.
Пустынная площадь встретила наших
героев зловещей тишиной. Стражника, охранявшего многострадального
леприкона, не было, как ранее сказал Старик, на ночь они просто
забивали на свои обязанности и уходили спать. Из клетки раздавались
тихие всхлипы. Подельники уселись на скамейку и усугубили еще по
стакану красного.
— Жалко малахольного, слышь, как
плачет! — посочувствовал Егор.
О. Бендер подошел к клетке и стал
рассматривать последнего из рода, зрелище было удручающее. Леприкон
узнал Командора и заплакал еще сильнее. Ситуация была
парадоксальна. Когда-то Блупик Шкода встретил каторжника в
безвыходной ситуации, в пещере, из которой не было выхода.
Каторжник должен был в ней сгинуть, но жизнь штука не
предсказуемая. И теперь вчерашний узник с интересом рассматривал
узника сегодняшнего.
— Контролер! Помоги мне! — взмолился
леприкон, — я попал сюда только потому, что ты забрал мою удачу.
Или убей, чтоб я не мучился.
Коротышка горько зарыдал.
— О чем это он, Командор?
— Бредит, бедолага. Видать совсем
крыша поехала, — без лишних эмоций пояснил О. Бендер приятелю, —
надо смилостивиться и прикончить поганца.
Дорогой читатель, как я уже упоминал
ранее, Олег Евгеньевич Бендер был безжалостной и беспринципной
скотиной, и прикончить бедолагу ему было раз плюнуть, его совесть,
перевернулась бы на другой бок и уснула здоровым крепким сном. Но
пребывание в шкуре каторжника, что-то сильно изменило в восприятии
окружающего мира. Он прекрасно помнил, каково было ему, когда Орк
над ним издевался. И свой нынешний спич, Командор затеял с одной
целью, потролить сердобольного Егора. Таранкин был натурой душевной
и хронически не переносил женские или детские слезы. Бывало так,
что, выпив после какого-нибудь темного дела, Тарану на глаза
попадалась какая-нибудь слезливая старушка, или убитая горем вдова,
и он без зазрений совести отдавал им последнее, все что у него
было, совершенно не думая о жене и дочке.