— Это хорошо, но уж слишком хорошо, чтобы быть правдой, —
рьяно спускается по ступенькам, возвращается к столу. Он что сбегает от меня?
— В ваших лекциях слишком много «но», мистер Девальский, —
Герман остервенело оборачивается на своё имя, сорвавшееся с моих губ, выдавая
своё негодование и раздражение. Я смеряю его презрительным взглядом и
отворачиваюсь к окну.
Слишком странная и уже холодная погода для начала сентября.
Дикий и кажется озлобленный на весь мир ветер. Солнце, едва касающееся земли,
которая так нуждается в его тепле.
На проезде играют двое маленьких детишек, мальчик и девочка,
и судя по их взаимным действиям – это брат и сестра. Они играют в свою
придуманную игру, никому не мешая, но вдруг за поворотом появляется грузовик,
который стремительно несется по дороге. А маленькие детишки, не замечая
опасности, продолжают играть.
Я срываюсь с места, так, что лекционная тетрадь, лежащая на
моем столе, падает на пол. Пробегаю мимо нашего нового недопрофессора и задеваю
плечом под обескураженные возгласы одногруппников, и выбегаю из аудитории. Я
стремительно мчусь по бесконечно длинным коридорам, а в голове крутится только
одна мысль: «хоть бы успеть».
Выбегаю на улицу и направляюсь к детям.
— Уходите с дороги, — надрываю голосовые связки от истошного
вопля. Ребята обращают на меня свой невинный, ничего не понимающий взгляд, а я
подбегаю к ним и отталкиваю от обочины.
Свет огромных, ослепляющих фар, оглушающий сигнал,
предупреждающий о том, чтобы я ушла с дороги. Кто-то резко дергает меня за
руку. Я зажмуриваю глаза и прижимаюсь лбом к груди того, кто меня спас.
Грузовик заносит и чудом справившись с управлением, водителю
удается остановить его. За несколько секунд страшные звук сменяются мертвой
тишиной. Настолько глубокой, что я отчетливо различаю биение двух сердец: одно
моё, второе…
Я открываю глаза и всё что вижу – черную ткань рубашки…
Кто-то до сих пор продолжает держать меня за плечи. Поднимаю голову и вижу его.
Девальский вплотную прижимает меня к своей, лихорадочно поднимающейся, груди,
крепко держа за плечи. Пылающие глаза Германа искрятся дикой яростью.
Если бы он мог, то хорошенько бы встряхнул меня за столь
глупый поступок и ужасное отношение к собственной жизни!
— Ангелина! — к нам подбегает профессор О’Браян, и я
вырываюсь из объятий Девальского. — Ангелина, ты в порядке? Цела? Давай к
врачу, немедленно.