Да и вообще мало он был похож на человека, которого обычно можно было встретить в нашей среде. Люди, которые работали в тату-студии обычно и сами были любителями татуировок, цветных волос и пирсинга, в общем, неформалами, как принято говорить в народе.
Андрей Юрьевич же одевался всегда подчеркнуто официально — несмотря на разгар мая и жару, я всего один раз видела его без пиджака — к пирсингу относился негативно, волосы не красил, татуировок на видимых местах не имел. Идеальный, ухоженный и до жути скучный и занудный. В нашей сфере такие не приживаются.
Но от моего рассказа он улыбнулся, впрочем, тут же испортив все впечатление от красивой улыбки, которую я за месяц видела второй раз, своим недовольным:
— Рита, вынь карандаш из волос и заплети их нормально. Что это за футболка на тебе рваная? Выглядишь неряшливо. Мы же договаривались с тобой о дресс-коде. И скинь мне потом отчет с кассы вчерашней.
— Хорошо. И я Марго, — показала уходящей пиджаковой спине язык.
— Я все вижу, — без эмоционально произнес мужчина, даже не обернувшись.
У меня был еще один жест, который хотелось показать ему вслед, но я сдержалась — это было бы уже совсем неприлично. Ух, сколько раз просила не называть меня Ритой, а ему хоть бы хны.
Запись сегодня была только ближе к вечеру, когда моя смена заканчивалась, так что я занялась эскизами. Их было много, разгребать все надо было начинать сейчас, потому что если затяну, то не буду спать ночами.
Но не успела я взять в руки карандаш, как из своего кабинета появился крайне чем-то озабоченный шеф.
— Марго, у тебя свободен вечер?
Мои глаза стали, наверное, стали по пять рублей.
— Прошу прощения?!
— Да не в этом смысле, — раздраженно отмахнулся мужчина, — у меня ЧП, ребенка не с кем оставить, можно ли оставить ее тут с тобой?
— Но у меня уже смена скоро заканчивается! — я возмутилась.
— Славы сегодня не будет, он мне звонил, так что ты остаешься до закрытия, — обрадовал меня любимый начальник, — ну, мне переходить к шантажу или согласишься?
Он явно куда-то торопился — нервно постукивал носком ботинка по полу, нетерпеливо поглядывал на дорогие часы на запястье и демонстрировал из себя воплощение недовольства — как это, кто-то может его задерживать.
— И что, вы вот так доверите мне своего ребенка? — я скрестила руки на груди. Помнится, еще вчера меня обласкали прекрасными эпитетами вроде "безответственной", "взбалмошной", "рассеянной". А я всего лишь пролила на него чернила, когда он сунулся мне под руку с какими-то бумагами. Конечно, извиняться я и не подумала, так как мне он испортил рисунок, над которым я корпела несколько часов. Перьевая ручка тогда чуть не воткнулась ему в напыщенное лицо.