…А на выходных, размечталась Таня, они с Ланкой покуролесят в каком-нибудь баре. На языке Тани и Ланы «покуролесить» значило: подцепить парней, угоститься напитками, всучить им номер телефона и уехать домой нетронутыми.
Ланка – красотка: волосы, наряды, бусы. У Ланки улыбка, как у феи. У Ланы есть квартира с ремонтом; она туда вселится, когда получит диплом менеджера по социально-культурному сервису.
Таня рядом с Ланой всегда «а вот еще моя подружка». Впрочем, это лучше, чем «наша Таня громко плачет», любимая дразнилка Таниной бабули.
– Коктейль у золотого Ленина. И чипсы, – Таня огласила программу еще раз, когда к вилеоконференции подключилась Лана.
– No way! – сказала Лана.
И остальные тоже сказали:
– No way! Фу. Не айс. Где твоя фантазия, Ломакина?
– Зайка, мы все решили за тебя, – ласково сказала Лана. – Мы едем на шашлыки.
Таня знала: они вряд ли будут дружить долго. Таня пророчила так: когда они – Ланка, Диня, Миша, Лизавета и она, Таня, – перестанут встречаться ненарочно, в институте, то и нарочные встречи прекратятся тоже.
Их дружба была легкой, простой и ненавязчивой. Не такой, как в пословицах и присказках о благородстве, выручке и беде. Миша, самый начитанный из них, сформулировал заповедь их дружбы: не напрягай ближнего своего.
Встреча была назначена на 14.00 у метро «Удельная». Таня опаздывала.
Она решила выглядеть не хуже Ланки и Лизки, но точно сама не знала, какого «не хуже» добивается. Поэтому долго принимала ванну, мучительно долго выбирала одежду («Где мой сарафан? – Какой? – Ну какой?! У меня один сарафан!»), не спеша причесывалась и несколько раз подводила глаза, так, чтобы линия карандаша была прямой и четкой; потом смывалась и красилась заново.
В итоге Таня явилась в белом тонком сарафане, единственном и самом красивом, в туфлях-балетках, уже однажды склеенных. На каждом запястье – по два браслета, в ушах – серьги в форме рыб. Поверху красоты – джинсовая куртка, не очень чистая и не очень подходящая, но куртка тоже была одна. Танины глаза блестели зеленым перламутром и оттенялись черной, густо намазанной тушью.
Миша вежливо сказал: «Прекрасно выглядишь»,
«Ну-у!» – сказал Дениска и обнял Таню.
Девочки повизжали: «Хорошая наша!».
Много раз потом Таня прокручивала всю эту минуту – как она вышла из метро, как помахала рукой, как они удивились, как девочки рассматривали и восхищались – единственную минуту, прилетевшую из самого космоса, когда Таня чувствовала себя красивой и важной.