- Ну, ладно тебе, бать. Что ты, вспоминать такое. Ты же практически бессмертный!
- Практически! - ядовито передразнил голос. Еще пара звучных сморканий, и говоривший из темноты взял себя в руки. - Жениться тебе надо. Обзавелся бы какой-никакой бабой, был бы доступ на ту сторону. Хоть бы кикимору какую охмурил. Они в реальность за пестрыми тряпками стаями шастают.
- Я, батя, утопленников не люблю и топиться каждый раз, как мне в реальность нужно будет, не стану. Не люблю это мокрое дело. Я уж как-нибудь так, без жены, сам справлюсь.
- Как-нибудь так... Как-нибудь так... - хрипло, словно у него пересохло в горле, передразнил из тьмы Кащей-старший. - Уже справился. Я для чего тебе, Костя, на твое совершеннолетие путешествие в реальность устроил? - Вышеупомянутый Костя молчал. - Чтобы ты с тамошними русалками по тавернам пьяный валялся? - Голос гневно взвился к потолку. - Ты знаешь, сколько цыгане за отправку на ту сторону берут? Вовек не расплатишься!
- Ну ты же им это, коня бледного сплавил. Уже не в минусе. - Ни грамма раскаяния не прозвучало в голосе сына.
- Не в минусе-е, - передразнил отец. - Я тебя туда, Костя, отправил, чтобы ты посмотрел, как они там в реальности по-человечески живут, не то что мы тут, в изнанке. И жену себе приличную с доступом на ту сторону нашел! А ты?
Помолчали. В тишине слышались только позвякивание цепей да звук капающей воды.
Кощей первый нарушил молчание.
- Ты, Костенька, скоро моим преемником, Костианом вторым будешь, - елейным голосом начал бессмертный. - Сила моя и полное бессмертие к тебе перейдет, станешь ты править заместо меня. Только вот не удержать тебе царство Навье в своих руках, ой не удержать, - горестно продолжал развивать свою мысль Кощей. - Ты думаешь, твои подданные будут такую жизнь собачью терпеть? Неволю да бесправие? Ни размяться им, ни разгуляться по белу свету. Безвылазно сидеть тут в подмирье, как в сырой клетушке, как в норе крысиной! Сначала начнется недовольство, смута, потом переворот и запрут тебя в подземелье, обмотанного цепями, без капли живой воды, и забудут, что ты жил на свете. А вечность в оковах, это тебе, сына, не сахар… - пригорюнился невидимый голос, думая о своем.
Тот, кого Кощей-старший назвал Константином, побледнел, но постарался не подать виду, что такая судьба его испугала.